Стрелец. Дмитрий Ежов

к очагу.

      – Да так… – слегка вздохнул я. – Вспомнилось, как зимой в одних портах и рубахе вокруг деревни бегал. Меня к этому делу приучал Иванко. Говорил, что пока бежишь, никакой мороз не страшен.

      Все десятники приумолкли, вспомнив погибшего в прошлом году Иванко, и лишь потрескивание дров в очаге и приглушенные голоса дворян за дальним столом нарушали тишину. Так продолжалось, пока жена кабатчика с дочкой не принесли котел, полный воды, и не поставили его на огонь в очаге.

      – Айно сказал, что крупу вы нам свою дадите, – обратилась ко мне жена кабатчика.

      Я посмотрел на эту статную, стоящую предо мной с прямой спиной женщину и понял, кто в кабаке главный. Меня даже удивило – как я в прошлый раз не заметил эту властную, еще не старую и полную сил хозяйку.

      – Данилка! – позвал я и отхлебнул из кружки со сбитнем.

      Мой кошевой явился незамедлительно, и я приказал ему отсыпать пшенной крупы на всю полусотню и передать ее хозяйке кабака.

      – И соли не забудь дать, – закончил я.

      Данилка коротко поклонился и тут же вышел во двор, а кабатчица, удовлетворившись моим распоряжением, отошла к своему мужу.

      – Надо будет положить наиболее склонных к хворобе стрельцов в комнаты, которые нам достанутся, – сказал я десятникам.

      – Вы всегда стараетесь о людях думать, – сказал Радим, – за это вас стрельцы и любят.

      – И в бою за спинами не прячетесь, – льстиво сказал Третьяк.

      – Не лей мне мед в уши, а то от этого и оглохнуть можно, – с серьезным лицом ответил я.

      – А что такого, разве я не прав? После боя с татями люди вас уважать стали, – с не менее серьезным лицом ответил Третьяк.

      После слов десятника мне вспомнилось, как весной нас послали ловить большую банду, что орудовала на колыванской дороге. Мы тогда две недели их выслеживали, пока не определили их логово в полутора верстах от тракта.

      – Умно вы тогда придумали, – поддержал Третьяка Нежир, – разделить нас на три отряда и устроить облаву на татей.

      – Признаться, я поначалу не поверил, что ваш замысел удастся, ведь татей было человек сорок и вооружены они были неплохо, – сказал Третьяк, – но все вышло по вашему.

      Действительно, я тогда послал десятки Третьяка и Радима ударить по логову бандитов, что находилось в ложбине недалеко от ручья, с двух сторон, так как был уверен – тати испугаются выстрелов из пищалей и побегут в сторону небольшой топи с валежником. За повалившимися деревьями же их должен был ожидать я с тремя десятками стрельцов.

      – Ох как они испугались грохота пищалей, как побежали, а урону-то им мы почти не нанесли, – сказал Третьяк.

      – Верно говорят – у страха глаза велики, – сказал Гюргий.

      – А меня больше поразило, когда вы, Василий Дмитриевич, вышли к ним навстречу из засады один, – восхищенным тоном сказал Нежир. – Первого попавшегося татя саблей рубанули, второго угостили, да так, что он три аршина пролетел, а прочие же тати, увидев это, встали как вкопанные и по вашему приказу бросили свое оружие, сдавшись