Правь. Семён Варкентин

чем угодно, что от ее дерьма тепла не было никогда. Она сидела в полудреме и перебирала в памяти воспоминания из прошлого.

      Воспоминания – это было последнее, что осталось в ее жизни светлого.

      Небо за окном было так плотно затянуто тучами, что было не различить утро сейчас или вечер. Одно Мольга поняла из суеты за решёткой: был какой-то важный гость в узилище. Все суетились и бегали, как в разломанном муравейнике.

      Ее мысли прервал шум в коридоре. Страх тут же сковал ее. Сердце перестало на какой-то момент биться.

      Только не за мной! В соседнюю камеру! В камеру дальше! Что угодно! Только оставьте меня в покое! Ей было стыдно за эти мысли. Стыдно за страх.

      Звук шагов в коридоре приближался. Их было двое судя по разговору.

      Пожалуйста, в соседнюю камеру! Женщина за стеной кричит после изнасилований всю ночь. Стоны, как от медленно умирающего животного. Но лучше этот крик, чем быть изнасилованной самой.

      – Здесь – услышала она за дверью. Зазвенели ключи.

      Мольга вскочила. Ее глаза забегали по камере. Что-нибудь! Выход! Оружие! Но она знала, что в камере нет ни того, ни другого.

      Дверь отворилась.

      – Фу, ну и вонь. – вошел охранник. Он оглядел Мольгу с головы до ног. – Заноси.

      Вошел второй и затащил за собой пытальное кресло. Мольга стояла не двигаясь. Она поняла, что сейчас будет. Она уже слышала, как допрашивают других. Как они кричат и молят о помощи. Взывают ко всем богам. Как все их мольбы и крики бесполезны.

      Она вздрогнула, когда охранник хлопнул дверью.

      – Садись! И без выходок! – в руке охранника была зажата кистень.

      Одного взгляда на кресло хватило представить всю унизительную беспомощность. Кожаные ремни. Широкие как столешницы замазанные спекшейся кровью подлокотники. Они сейчас увидят мой страх – поняла Мольга. Она бросилась на охранника с кистенью в руке. Поймала руку и впилась в нее зубами. Он закричал. Удар под ребра согнул Мольгу пополам. В глазах потемнело. Она не могла дышать. Из глаз побежали слезы. Еще несколько ударов ногами. Беспомощное тело подняли и бросили в кресло.

      Охранник слизнул кровь с укуса на руке.

      – Грязная сука! – выругался и сплюнул на пол.

      Прежде чем Мольга перевела дыхание, ремни на руках и ногах крепко приковали ее к креслу. Последним был широкий кожаный ремень, сдавивший груди и прижавший ее к спинке кресла.

      – Лучше промой хорошенько – посоветовал второй.

      Укушенный наклонился к Мольге на расстояние поцелуя.

      – Лучше тебе сдохнуть сегодня. Иначе я вернусь и заставлю тебя об этом пожалеть.

      Она харкнула ему в лицо. Охранник отпрыгнул и стал утираться обоими руками, словно слюни обжигали ему кожу. Мольга засмеялась.

      – Тварь! – выкрикнул он и оборвал ее смех ударом в живот.

      Мольга часто захлопала ртом в попытке хлебнуть воздух. Если бы было чем, ее бы вырвало. Во рту стоял мерзкий вкус желчи.

      Охранники вышли, и она осталась одна в кресле. Захотелось умереть. Волна отчаяния накатила на нее. Зачем