Три жизни Томоми Ишикава. Бенджамин Констэбл

с ума?

      – Может быть, врачи сумеют тебе помочь. Например, дадут таблетки, чтобы стабилизировать твое состояние.

      – Моя мать умерла в сумасшедшем доме. Ты это знала?

      – Нет.

      – Ее туда отправили бабушка и твоя Комори, хитрые старые ведьмы. Они послали мою маму туда умирать, они ее убили.

      Меня совсем не удивило то, что Комори способна на хитрость. Но отзываться о ней плохо было строго запрещено, и Джей это знал. Он будто оскорбил мою религию. Никто еще не говорил в таком тоне о Комори в моем присутствии, и мне пришлось подавить внезапную вспышку гнева.

      – Не сомневаюсь, твою мать отправили туда из лучших побуждений, – сухо сказала я.

      Может быть, безумие Джея передалось по наследству?

      – Я туда не поеду, вот что. Я счастлив со своей милой депрессией. Надеюсь, она пожрет меня живьем. Мое тело сгниет изнутри, и я растворюсь в блаженной боли, густой и сладкой, и все погрузится во тьму.

      Мои мысли бешено неслись. Я с восторгом думала о влечении, которое Джей питал к тьме, о том, что он предпочитал поддерживать свое состояние, вместо того чтобы вырваться из круга. Отрицание базовой ценности счастья противоречило всему, во что полагается верить человеку, но тем не менее эта идея поразила меня как единственно реальная. Остальной мир ошибался, а Джей, возможно, стоял на пути к финальной, чистейшей тьме. Я едва дышала, поскольку понимала, что он имеет в виду. Он говорил о том, что я и так уже знала. Я извинилась и сказала, что приду завтра.

      – Как там Племянничек?

      – Он нездоров, Комори.

      – А что с ним такое? Может, послать к нему доктора Бастида?

      – Не уверена, Комори. Сомневаюсь, что Джею нужна такая помощь.

      – Почему? А какая помощь ему нужна? – спросила она.

      – У него депрессия, – ответила я.

      Лицо Комори оставалось бесстрастным. Я никогда не умела ее читать.

      – Все мы иногда впадаем в уныние, но нельзя же отчаиваться. Жизнь не может стоять на месте из-за того, что кому-то грустно. Я пережила войну, потеряла дом, родину, родителей, сестру, племянницу, одних друзей похоронила, а другие меня отвергли. Если бы я захотела сосчитать оставшихся близких, Бабочка, то назвала бы одну тебя. В мире есть много причин упасть духом. Застыть в неподвижности очень легко, но нужно собраться с силами. И Племянничек это знает.

      – Джею не то чтобы грустно. Сомневаюсь, что его депрессия связана с чем-то конкретным. Он болен.

      – То есть душевно болен? – уточнила Комори. – Тогда, может быть, лучше отправить мальчика лечиться.

      – Он сказал, что в больнице умерла его мать.

      – Это правда, и пусть ее душа обретет покой. Но сейчас клиники не такие, как в те времена.

      – В какие времена? Когда она умерла?

      – В восьмидесятых.

      – О господи, совсем недавно.

      – У нее были большие проблемы, Бабочка.

      – Что случилось?

      – Она тоже болела. Мы пытались ей помочь. Пытались защитить честь семьи, как хотела бы она сама. Однажды я все тебе расскажу, Бабочка, и ты меня поймешь.

      – То есть она умерла не своей смертью.

      – Умереть с честью – это часть природного