Портрет художника: Кровавые этюды безумия. Макс Блэквуд

Ты совершил преступление.

      – Это не преступление, Агнесса, – возразил Элиас. – Это искусство.

      – Это безумие, Элиас, – сказала Агнесса. – Ты сошел с ума.

      – Может быть, – ответил Элиас. – Но это мое безумие.

      Агнесса заплакала.

      – Я люблю тебя, Элиас, – сказала она. – Я не знаю, что делать.

      – Не делай ничего, Агнесса, – ответил Элиас. – Просто запомни меня таким.

      Агнесса обняла его.

      – Я всегда буду помнить тебя, – сказала она. – Я никогда тебя не забуду.

      Она ушла. Элиас остался один. Он посмотрел на фотографии Сары. Он улыбнулся.

      – Я сделал это, – прошептал он. – Я создал искусство.

      Вскоре его арестовали. Его признали виновным и приговорили к пожизненному заключению.

      В тюремной камере Элиас снова начал рисовать. Он рисовал на стенах, на полу, на своей одежде. Он рисовал кровью, грязью, всем, что попадалось под руку.

      Он создавал новые шедевры, еще более безумные и ужасные, чем прежде. Он рисовал свою жизнь, свою боль, свою одержимость.

      Он рисовал Сару. Он рисовал себя. Он рисовал мир, который его отверг.

      Однажды утром его нашли мертвым. Он лежал на полу своей камеры, окруженный своими рисунками. В его руках был окровавленный кусок стекла. Он покончил с собой, завершив свою последнюю, самую страшную картину. Картину собственной смерти.

      Его история стала легендой. О нем говорили, как о гении, и как о безумце. О художнике, который пожертвовал своей душой ради искусства. Искусства, которое оказалось проклятым. Его “шедевры” стали предупреждением, напоминанием о том, что даже самые благородные стремления могут привести к чудовищным последствиям, если ими овладевает безумие. И вопрос о том, было ли это искусство или просто зверство, остался открытым.

      Финал был близок. Элиас знал это. Он чувствовал, как его душа покидает тело. Он знал, что его шедевр будет завершен. Он просто должен был уйти.

      Танец смерти

      Тюремные стены давили. Четыре голые бетонные плиты, выкрашенные в грязно-серый цвет, служили ему пристанищем, его мастерской, его могилой. Элиас сидел на жесткой койке, поджав колени к груди, и смотрел в одну точку. Его глаза, впалые и воспаленные, казалось, видели нечто, не доступное зрению обычных людей. Он слышал голоса, шепот теней, музыку, которую никто, кроме него, не мог услышать.

      Дни сливались в однообразную серую массу. Еда, сон, редкие посещения адвоката, попытки заглушить кошмары. Ночью, когда тюрьма погружалась в тишину, его посещали видения. Сара, с маской на лице и с улыбкой Джокера, танцевала перед ним свой безумный танец. Она кружилась, взмахивая окровавленным платьем, и смеялась, ее смех был пронзительным и зловещим.