Подменыш. Дикая магия. Роджер Желязны

которые он не мог прочесть. Шаг его был тягуч, дыхание – тяжело. Время от времени он останавливался и отдыхал, повиснув на посохе или привалившись к стене дома.

      Медленно, неохотно с темного неба начал сочиться свет; палевая волна, вздымаясь, одну за другой гасила звезды. Далеко впереди показался, маня, тенистый оазис – в конце широкой авеню колыхались, колеблемые едва слышным утренним ветерком, купы деревьев.

      Палка тыкалась в асфальт все тяжелее. Старик пересек переулок и нетвердым шагом одолел еще квартал; протянул руку, схватился за фонарный столб – рука заметно дрожала. Пока он стоял там, пыхтя и качаясь, мимо проехало несколько машин. Когда горизонт очистился, волшебник отлепился от фонаря и перешел магистраль.

      Еще немного.

      Уже близко.

      Уже качаются ветки и птичьи песни звенят, пронзая раннее утро, – вон, там, впереди!

      Старец неуклюже ковылял к деревьям; слабые голубые искры приплясывали на конце его палки и гасли, без сил разгореться. Ветер принес тихий цветочный, кажется, аромат.

      Еще один угол, последний…

      Он еще разок отдохнул, постоял, тяжело дыша, почти задыхаясь, потом двинулся дальше деревянным шагом. На середине улицы упал, но машин в этот безлюдный час не было, и он благополучно поднялся и потащился, скрипя, к заветной цели.

      Небо за крошечным парком порозовело. Посох, из которого вытек последний свет, неловко пропахал клумбу, и цветы мгновенно сомкнулись, непотревоженные, позади него. Он даже не услышал едва слышное шипение аэрозолей, когда брел по фальшивой траве и обнимал из последних сил ствол «дерева зеленого, стандартного, для городских парковых зон, модель № 2».

      Он лишь вдохнул аромат, который давно надеялся учуять, слабо улыбнулся, когда утренний ветерок принес его прямо в ноздри, и проводил гаснущим взором бабочек, пляшущих в свежем, несмотря ни на что, свете юного солнца.

      Посох выскользнул из слабнущих пальцев, и дыхание остановилось на мгновение, а затем зачастило – то бесчисленные прошлые утра слились с нынешним воедино и расплескали все краски, все запахи по бескрайнему полотну реальности.

      И она рассказала ему все – ту самую сказку, которую он всегда жаждал отыскать, уловить, смеющуюся, мелькающую за привычными предметами.

      Бабочка, пролетевшая слишком близко на своем невидимом лучике, оказалась захвачена последним биением жизни, и присела, трепеща крылышками, на повернутое к небу запястье – совсем рядом с родинкой в виде дракона.

      И с ревом и скрежетом город ожил над ними.

      Глава двенадцатая

      Странные чувства накатывали и улетали прочь – и каждый раз, приходя, были чуть сильнее прежнего, а, уходя, оставляли по себе нечто… какое-то послевкусие. Шут их знает, что они такое, думал Дэн, вгоняя колышек в заборный столб; возможно, сама земля их нагоняет – это место, эти края, такие знакомые, такие… родные.

      Все здесь было ему странно по вкусу.

      Рядом остановилась корова и вдумчиво проинспектировала его работу.

      Ну уж нет, вали отсюда, мысленно пожелал он. Туда ступай! – и запястье тут же степлело, и что-то перелилось