Если только дозвонюсь…. Сергей Чевгун

И так скверно стало начальнику штаба директору Прохорову, так гадко на душе! Словно бы проиграл он сражение под Ватерлоо, и вот теперь сидит, соображает, что лучше сделать: то ли ползком через степь на Корсику уходить, а то ли в женское платье для маскировки переодеться. Словом, настроение гадкое, хоть волком вой или стреляйся из ружья (если бы оно, конечно, под рукою было).

      Но ни выть, ни стреляться штабс-директор Прохоров не стал. А вместо этого извлек из личных запасов бутылку «Посольской» и баночку китайской тушенки марки «Великая стена», сварганил котелок макарон по-флотски, щедро налил себе в кружку, зажмурил глаза… Но выпить не успел – вырвалась кружка из рук от неожиданного рывка, свалилась на пол и забренчала в такт набирающему ход поезду.

      * * *

      Всю ночь катилась «сотка» по степи – по направлению к станции Лопушки, то набирая железный ход, а то притормаживая на пару минут, чтобы подхватить очередную партию бредущих по степи пассажиров.

      В локомотиве рядом с машинистом сидел почти трезвый мастер Жук, с початой бутылкой «Чарки» в кармане, и рассказывал почти пьяному дежурному Никодимову, сколько стальных «костылей» приходится на километр железнодорожного пути.

      – Может двадцать пять тысяч штук запросто уйти, – говорил Жук. – А может – всего две. Это как ты с начальством договоришься. Тут, друг ты мой Никодимов, сплошная математика… Опять же, этот поезд возьмем. Ну, зачем мы с Петровичем-машинистом за ним на локомотиве приехали?

      – Так ведь, это… Начальник станции приказал, – вполне твердым голосом отвечал Никодимов. – Сказал, что в следующий раз зарплату не даст, если мы депутатов не отыщем и назад не привезем.

      – Ну, отыщем мы их, ну, привезем… И что? – гнул свое мудрый Жук. – Нет, ты скажи: кому от этого легче будет?

      В ответ Никодимов лишь улыбался – и молчал. В отличие от Жука, ему очень уж хотелось дожить до следующей зарплаты. А может быть, даже ее и получить.

      А что? И получит…

      За дверью

      Тогда как умные люди сбивались в партии, группы и стаи, филолог Б. полюбил отрешенность и одиночество. Перед людьми открывались залы, офисы или камеры, филолог Б. аккуратно запирал свою дверь на ключ.

      В Горбатом переулке у него была скверная комната в «коммуналке», доставшаяся от бабушки, и унылый быт, воздвигнутый на копеечных заработках. А нормальной (денежной) работы он никогда не имел. Разве можно считать профессией специальность филолога? Плюнуть и растереть. Не жалко! К тому же диплом (со вкладышем) он однажды залил чем-то сладким, и с тех пор стеснялся показывать липкие корочки даже самому себе.

      Да и особой нужды в этом не было. Уже года два как филолог менял академические знания на специфические умения торговца с книжного развала. И весьма в этом преуспел. С полгода тень Бахтина еще преследовала бедного филолога, караулила в торговых рядах, а потом махнула рукой