Под одним дождем. Такеши Измайлов

себя Алексей. Но в кармане свитера стеклянный шарик жгло холодом, напоминая о словах музыканта.

      За окном мелькнул силуэт старика в потёртом пальто. Он шёл неторопливо, не обращая внимания на ливень, и нес в руках… зонтик-трость с деревянной ручкой в форме кошки. Алексей вскочил, но к тому времени старик уже растворился в толпе, словно его и не было.

      – Чёрт, – прошептал он, упираясь лбом в стекло.

      В кармане зажужжал телефон. Аюми. Фотография на экране – она смеётся, прикрывая лицо рукой, чтобы скрыть шрам на запястье. Алексей всегда хотел спросить, откуда он, но боялся разрушить хрупкое равновесие между ними.

      – Привет, – голос Аюми звучал приглушённо, будто она говорила из-под воды. – Ты опять в «Капельке»?

      – Откуда ты знаешь?

      – Слышу, как шипит их кофеварка. И… ты дышишь так, будто только что бежал от призраков.

      Он усмехнулся. Аюми всегда угадывала. Она могла определить его настроение по тому, как он ставил чашку на стол.

      – Видел кошку, – сказал он, неожиданно для себя. – Чёрную. Её глаза… они будто смотрели сквозь меня.

      На другом конце провода наступила пауза. Потом Аюми засмеялась, но смех был нервным:

      – Ты же знаешь, что в Японии чёрные кошки – к удаче. Может, пора купить лотерейный билет?

      – Или к тому, что скоро умру, – проворчал он.

      – Не говори так. – Её голос стал резким. – Ты же обещал.

      Он сжал телефон так, что костяшки пальцев побелели. Обещал не упоминать о смерти. Обещал после того, как она нашла его тогда на крыше, мокрого и дрожащего, с пустым взглядом.

      – Прости, – пробормотал он. – Как твои картины?

      – Одна сегодня заплакала. Буквально. Краска потекла по холсту, будто женщина на портрете вспомнила что-то грустное. – Она замолчала, затем добавила тише: – Иногда мне кажется, они оживают, когда я не смотрю.

      Алексей наблюдал, как капли дождя стекают по стеклу, оставляя дорожки, похожие на слезы.

      – Может, это дождь доносит до них чьи-то эмоции? – предположил он.

      – Или наоборот – они через дождь передают их нам. – Аюми вздохнула. – Приходи завтра. Покажу тебе новый холст. Он… странный. Будто я рисовала его во сне.

      Они договорились встретиться утром, хотя Алексей ненавидел утро. Рассвет в Токио казался ему неестественным – город просыпался рывком, как автомат, а не постепенно, как живое существо.

      После звонка он снова открыл блокнот. Строка, написанная дождём, исчезла. На её месте остался лишь бледный оттиск, напоминающий след кошачьей лапы.

      – Чёрт возьми, – прошептал он, листая страницы. Везде, где чернила соприкасались с водой, появлялись новые слова – обрывки фраз, которых он не помнил:

      «Она ходит по краю снов, где дождь падает вверх»

      «Старик знает, что время – это лужа, в которой тонут звёзды»

      «Музыкант играет песню, которую ты забыл в прошлой жизни»

      Алексей схватил ручку, пытаясь записать хоть что-то своё, но буквы расплывались, превращаясь в абстракции.