Тьма во мне. Александр Манахов

мечом, как стремительно атаковал, какое восхищение вызывал у всех, кто его видел. Но я считал это большой глупостью с его стороны. Гордыня не позволяла ему увидеть, какой вред он наносит самому себе. У всех, даже у Хьюго, есть слабые места, и он раз за разом показывал их внимательным соперникам. Пусть сейчас он побеждает, пусть ему, порой, позволяют побеждать, но уж коли дело дойдет до настоящей битвы, он рискует проиграть ее.

      Я внимательно следил за тренировками и порой замечал много неточностей в боевой технике воинов. Впрочем, видеть – одно, а использовать эти слабости в бою – совсем другое. Но все, что я мог сделать пока, это не выставлять свои ошибки на всеобщее обозрение.

      Хьюго был молод, неопытен и горяч, однако он тоже наблюдал за своими соперниками. Он отслеживал их сильные стороны и вдруг начинал умело уклоняться, но никогда не бил, если видел, что противник уязвим. О, вот и он, тот Хьюго, которого я знал. Кому же, как ни ему, извлекать выгоду из чужих слабостей? Он умел это делать превосходно и, наверное, потому выиграл прошлый турнир. Сейчас он претворялся, будто ничего не замечает, с тем чтобы впоследствии ударить по самому незащищенному месту. И теперь, мне казалось, что ни одной настоящей погрешности он соперникам не показал. Как же я сразу не разгадал его замысел, его удивительную тактику! Он был притворно рассеян, он изображал слабости там, где на самом деле их не было, он обманывал и вводил соперников в заблуждение. Он оказался куда умнее, терпеливее и опаснее, чем я сначала о нем подумал.

      Я тренировался возле круглых мишеней и считал это самым безопасным для себя занятием. В конце концов, хороший ты стрелок или плохой, твою же стрельбу никто не сможет обернуть против тебя. Пока я стрелял, кое-кто из старших воинов даже обратил на меня внимание. Небольшая компания их что-то одобрительно заговорила в мою сторону, и это могло бы потешить самолюбие, если бы внимание их не оказалось таким кратковременным и таким мимолетным. Хьюго до меня не было никакого дела, что, в общем-то, радовало.

      Далее я метал ножи возле деревянных столбов в человеческий рост, куда были навешаны маленькие круглые мишени, условно изображающие голову, горло и сердце. И снова все попадания.

      Затем я фехтовал в отдалении от арены с каким-то молодым оруженосцем. Мы познакомились, когда он оценил мои ловкие броски и зазвал биться с ним на мечах. Но он быстро победил меня, потом я, потом победа еще несколько раз осталась за ним. В конце концов, мне это наскучило, и я вернулся в лагерь.

      Еще за несколько дней до начала состязаний мы все перебрались из замка в лагерь, который был разбит вокруг плато и на соседних холмах. У меня с Хьюго был один шатер на двоих, также как у Ториэна и Редерика. У нашего отца имелось отдельное спальное место, впрочем, сейчас оно пустовало, так как отец продолжал работать в замке, и тренировки не посещал. А Хагамар так и вовсе отказался от шатра, предпочитая обустроенные покои походным военным удобствам. Редерик в первый же день нашел меня и чуть ли не со слезами принялся уговаривать, чтобы я