Видана. Галина Щекина

баловству. Федор тоже молчит. Гладит ее по плечу своей тяжелой несоразмерной рукой. Складки на его лице разглаживаются, и он неуловимо молодеет. Яркие глаза влажнеют, в них тепло. Он даже напоминает счастливого человека.

* * *

      Что в это время переживает мать? Уму непостижимо. Мать не просто вспоминает все известные ей молитвы. Она тащится в церковь и заказывает молебен о здравии. Она уже готова идти в полицию, но боится, что дочь ее не поймет. Она же написала в телеграмме: «Мама, я у друзей. Скоро приеду». Надо подождать. А вдруг ее убили? Она сидит перед иконой, а девочка с пшеничными волосами валяется где-нибудь в канаве. Или в канализационном люке. Нет, вся эта любовь к блошиным рынкам – это полная дурь и нечисть. Мать неслышно плачет, потом перестает есть, прибираться, молиться. И просто каменеет. Из института звонят подружки – где Дружана? Уехала? Куда, к кому? Не знаю.

      Телефон Дружаны взрывается звонками, лежа в углу ее дивана. Потом разряжается и гаснет. Мать долго и путано ищет зарядку, ставит его около розетки. Ничего не происходит. День за днем ничего не происходит.

      Дружана приходит домой под утро. Она приходит как обычно, только в шесть утра. Мать стоит в прихожей в ночной рубахе, держит себя за сердце и за горло. Она боится закричать и того, что сердце вывалится. Но дочь тихо обнимает ее.

      – С тобой ничего? – всхлипывает мать. – Ты ведь живая?

      – Со мной ничего, мама. Прости, но я не по своей воле. Меня не отпускали.

      – Что значит – не отпускали. Ты попала к маньяку? Взаперти? В наручниках?

      – Не совсем. Трудно объяснить.

      – У тебя болит что-нибудь?

      – Нет, мама. Если не считать, что очень болит сердце.

      – А у меня тоже сердце. Давай тебе накапаю.

      – Давай.

      – Ты не замерзла, пока шла?

      – Нет, мама. Тепло.

      Они выпивают по пятьдесят валокордина. Крякают. Ставят чай. Простое городское утро кажется нереальным. Солнце невыносимо яркое в окне, птицы как-то истошно кричат. Как во сне. Машины – вжж, вжж.

      – Ты помнишь число, Дружанка? Возьмешься ты за ум или нет?

      – Возьмусь за ум, за сердце, за себя и за тебя. Только посплю чуть. Несколько ночей не спала.

      – Ах ты, боже мой…

      – Тише, мама. Все потом расскажу. Только ванну приму. Меня тошнит от усталости.

      К Рашиду Тоевичу Дружана пришла в апреле. В июне защита дипломного проекта, половина мая праздников, и, как говорится по-местному, не у шубы рукав. Рашид сидел над этим дипломом почти ежедневно. Несмотря на обычную нагрузку в полторы ставки. Он понимает, что это не девочка диплом защищает, это он диплом защищает, готовясь сам же его принимать. Из телефонного плача матери ничего непонятно, да и не до того ему. На защите десять человек, всех не оплачешь. У того одно, у того другое. Поступят в этот трудный институт, потом начинается. Дружана была сосредоточенная, бледненькая, без эмоций. Соображала.

      – Ты на листе номер три все поняла?

      – Да.

      – А что не так на пятом – тоже поняла?

      – Да, я переделаю…

      На майские