Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 2. Тан Ци

услышав ответа, она добавила:

      – Вы ведь только что дышали? – Выражение ее лица стало торжествующим. – В Цинцю это строжайше запрещено. Брат Хуэй Лана[12], который жил с нами по соседству, потерял из-за этого невесту. Девушка будет презирать вас, если вы позволите себе дышать во время поцелуя.

      Выслушав ее, Дун Хуа, похоже, и впрямь задумался.

      Она мысленно похвалила себя за то, что так хорошо придумала эту чепуху. Умница, Сяо-Фэн.

      Но Сяо-Фэн случайно забыла: на владыку временами находили приступы любопытства. И разумеется, любопытствующий владыка, недолго думая, заключил:

      – Как интересен этот обычай. Раз уж я ему не последовал, давай попробуем еще раз, чтобы соблюсти все надлежащие церемонии Цинцю.

      Не успев толком понять смысл сказанного, Фэнцзю толкнула владыку в грудь и порозовела, как персик.

      – Как у вас язык поворачивается такое бесстыдство предлагать?!

      На самом деле владыка сказал это просто так и явно не видел в своих словах что-то непристойное. Он напомнил ей:

      – А кто первый начал?

      Запал Фэнцзю мгновенно прогорел до половины. Да… это тоже был вопрос репутации.

      Она долго думала, прежде чем неуверенно пробормотать:

      – Признаю… признаю, это я начала, – она потерла нос, – но это мой сон, творю что хочу.

      И тут ее вдруг осенило. А ведь и правда, это был ее сон, и Дун Хуа тоже выдумала она. Ладно, она обычно никогда не выигрывала у него в споре, но как он мог наглеть в ее собственном сне? Какое неуважение к хозяйке сна!

      Она воодушевилась и бесстрашно посмотрела на Дун Хуа.

      – Вы!.. Вас… Я вас придумала! Это мой сон: хочу вас целовать – целую! Вообще могу делать с вами все что захочу. А вы со мной нет. – И не менее довольно продолжила: – Не надо рассказывать мне про законы вроде «вежливость требует взаимности», совсем не важно, кто первым начал, потому что в моем сне нет законов. Мое слово и есть единственный закон!

      Словами Фэнцзю можно было бы крошить золото с нефритом как глину – так убедительно она говорила. А когда закончила, то сама испугалась, придавленная вескостью произнесенной речи.

      Фэнцзю пристально посмотрела на владыку. Тот долго оставался безучастным. Пришлось задуматься: а не задавила ли и владыку тяжесть ее доводов? Фэнцзю помахала рукой у Дун Хуа перед носом.

      Владыка крепко стиснул ее мельтешащую руку. Он явно смотрел на нее, но говорил будто бы сам с собой:

      – Так ты думаешь, что спишь.

      Пауза.

      – А я гадал, откуда такая смелость. И никакой злости.

      Фэнцзю отчетливо слышала каждое слово из двух фраз владыки, но связь между ними от нее ускользала.

      – Что значит «думаю, что сплю»? – Она растерянно продолжила: – Разве это не сон? Если это не сон, то откуда вы здесь? – Совсем запутавшись, она добавила: – И почему я должна на вас сердиться?

      Фэнцзю вздрогнула, скользнув взглядом по покрасневшим губам владыки; ее лицо побледнело, когда она сказала:

      – Неужели

12

Хуэй Лан (кит. 灰狼) – переводится как «серый волк».