Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 2. Тан Ци

несбывшиеся мечты. В тот год, когда она покинула Небеса, единственное, о чем она жалела, так это о том, что вверила всю свою нежность не тому и не получила ничего взамен. Это был позор для Цинцю. Сегодня им удалось свидеться во сне, но сны так переменчивы, что, если она моргнет и больше не увидит Дун Хуа? Лучше не мешкать, воспользоваться моментом и поцеловать его. В прошлом этот любовный долг не был оплачен, было бы неплохо погасить его хотя бы так.

      Губы Дун Хуа были такими же холодными, как Фэнцзю и представляла. Она так крепко к ним прижалась, но владыка даже не шевельнулся, будто с любопытством ждал, что она будет делать дальше.

      Фэнцзю устраивало такое положение дел. Она беззастенчиво его соблазняла, он и должен был застыть деревянным истуканом. Вообще, прекрасно было бы, если бы он еще и покраснел, как полагается краснеть тому, кого так бесстыдно лобызают.

      Она еще долго прижималась к его губам, потом неловко высунула язык и лизнула его верхнюю губу. Владыка, кажется, вздрогнул. Его реакция полностью отвечала задумке Фэнцзю: по ее телу разлилось то же удовлетворение, какое испытываешь, наблюдая за тем, как лоза неотвратимо оплетает дерево, подбираясь к его верхушке, или как капля росы закономерно скатывается по листьям лотоса.

      Фэнцзю лизнула его губы еще несколько раз и отпустила. Остановиться на этом было довольно неплохо. Кроме того, с ее ограниченным опытом она попросту не знала, что еще можно с Дун Хуа сделать.

      В глазах владыки мелькнуло что-то неподвластное ее пониманию, но выражение его лица оставалось спокойным. Видимо, даже если бы рухнула гора Тайшань, воображаемый владыка даже не обернулся бы, равно как и настоящий.

      Фэнцзю немного разочаровало, что владыка не смутился. Но в этом не было ничего страшного: Дун Хуа всегда был толстокожим.

      Фэнцзю разжала руки, обнимавшие владыку за шею, и нежно коснулась его лица. Довольная, она собралась было упасть на подушку, но ее удержала какая-то сила.

      Прежде чем она успела сообразить, что происходит, спокойное лицо владыки оказалось совсем близко. В драгоценном камне чернильно-синего цвета, сверкавшем на его лбу, как утренняя звезда, отразилась она, ошеломленная и совершенно не поспевающая за ситуацией.

      Владыка некоторое время смотрел на нее, почти касаясь кончиком носа ее, а затем невозмутимо наклонился и чуть потеплевшими губами мягко коснулся ее губ.

      Фэнцзю услышала, как в ее голове лопнула струна.

      Дун Хуа изучал ее глубокими темными глазами. Увидев, как дрогнули ее ресницы, он неторопливо углубил поцелуй, побуждая ее губы раскрыться, и легко нашел ее язык, дожидаясь неуклюжего ответа. Все это время владыка не сводил с нее глаз, наблюдая за ее реакцией.

      На самом деле, кроме того, что Фэнцзю распахнула глаза, позволяя Дун Хуа делать с ней то, что он делал, никакой другой реакции она не выказала. Этот поцелуй превратил ее разум в мягкую рисовую кашу, и в этой каше кружилась только одна мысль: ее осторожный поцелуй по сравнению с его посягательствами был просто детским лепетом.

      Владыка определенно был богом,