сходство установки. Как бы то ни было, специфический нормативизм противников воинствующего децизионизма заметен даже в том, как они изображают последний. С их точки зрения, децизионизм вообще предстает как прославление или как минимум раскрепощение субъективного произвола, как призыв пренебречь благонамеренным и упорядоченным мышлением в пользу дурных результатов или случайных идей и, не в последнюю очередь, как прямая или косвенная поддержка интеллектуального (а то и политического) насилия и сопротивление разуму, который нацелен на бесконечное обсуждение и говорение. Нормативная импликация, или предпосылка, этой критики очевидна: мышление должно не только приходить к общеобязательным, то есть морально приемлемым выводам (ведь децизионисты теоретически могли бы принять решение в пользу точно таких же вещей, которые противники децизионизма считают лучшими, например Бога или свободы), но и осуществляться методологически безукоризненно, а именно уважать общеприменимые правила и быть как можно скромнее – иными словами, предстать заслуживающим доверия, серьезным служителем, толкователем и защитником объективных ценностей и истин. Внутреннюю логику и социальную функцию этой установки, которая господствовала до сих пор и, вероятно, будет и дальше, мы рассмотрим более подробно позднее. Предварительно же лишь напомним отчасти парадоксальную (для некоторых пострадавших), а отчасти (для нас) пикантную ситуацию, при которой стороны, явственно и совместно отвергающие децизионизм, затем с той же силой схлестываются во имя «объективных» ценностей и истин. Именно универсальные, но в содержательном отношении всё же (весьма) отличающиеся между собой ссылки на «объективно истинное» окончательно расшатывают веру в одно и то же и дают – хотя бы на время короткого междуцарствия, то есть до тех пор, пока не проложит себе дорогу более мощная «объективность» – подпитку установкам воинствующего децизионизма.
Таким образом, в случае нашего описательного децизионизма не работают ни решение в качестве долженствования, ни обязательная привязка решения к якобы объективному долженствованию. Возражая оппонентам воинствующего децизионизма, следует отметить, что бороться с децизионизмом и быть свободным от децизионизма – две разные вещи, иначе говоря, пластичная субъективность решения вполне может скрываться за якобы твердой объективностью долженствования. Против воинствующего или нормативного децизионизма, в свою очередь, можно возразить, что тезис, согласно которому всякое действие и мышление основаны на решении (не обязательно личном и сознательном), в любом случае делает предписующе-долженствующий характер решения совершенно излишним. Только это двойное устранение нормативизма создает условие для чисто дескриптивной теории решения. Но верно и обратное: только благодаря пониманию социальной необходимости господства нормативизма эта теория может быть описательной, то есть оставаться безоценочной. Это может звучать
