Семь жизней одного меня. Геннадий Вениаминович Кумохин

очередь была моя.

      В зеркало смотреться мне не давали, и о результатах экзекуции я некоторое время мог судить только по ругательствам Пети, вспоминавших всех моих предков, наградивших меня редкой формы четырехугольной головой, и дикому хохоту Кольки.

      Наконец, с меня сдернули простыню, я глянул в зеркало и обмер: на меня вытаращенными глазами смотрела голова дегенерата, явно переболевшего оспой, потому что волосы на ней росли клочками, чередующимися с позорными белесыми проплешинами.

      Мы с большим трудом уговорили Колю не сбежать от ожидавшего его изувера. Возвращались домой, нахлобучив поглубже шапки, ставшие вдруг непомерно большими. С порога я снял шапку и, насладившись произведенным впечатлением, произнес заранее приготовленную фазу:

      – Во всяком случае, я всегда могу пойти в парикмахерскую и постричься наголо.

      С ножницами в руке мама потащила меня в ванную, но за один раз исправить все огрехи не удалось.

      Еще с неделю с возгласом:

      – Ой, не могу! – она отхватывала у меня какой-нибудь лишний клочок волос.

      Зато в школе мы купались в волнах успеха.

      Ведь по нашим головам издалека было видно, что идут взрослые люди.

      Заметно осмелев, я решился на еще одну авантюру.

      Мне с осени нравилась девочка, которая была намного младше меня и училась в параллельном с сестренкой классе.

      Я увидел ее на школьной линейке, высокую, в белом матросском костюмчике с удивительно синими глазами за мохнатыми ресницами и понял, что пропал.

      Но как мне было с ней познакомиться, мне, почти уже взрослому человеку?

      Подойти к ней и сказать:

      – Здравствуй, Танечка, ты мне нравишься!

      Нет, это было исключено.

      Мне помог случай.

      Я долго не вступал в комсомол.

      То отсутствовал на олимпиадах, то просто отлынивал.

      Когда, по настоянию моего друга Коли Семина, который был секретарем комитета школы, меня, наконец, приняли, то в качестве первого поручения предложили взять шефство над одним из младших классов.

      Ко всеобщему удивлению, я согласился и выбрал, разумеется, класс, в котором училась Корнилова Таня.

      Из поступков в рамках моего шефства я помню два.

      К празднику 8 марта, подбирая для девочек подшефного класса подарочные книги, я выбрал для Тани томик поэта Ильи Сельвинского с удивительно проникновенными стихотворениями, посвященными женщине.

      Я запомнил только одно двустишие, продолжение которого я с трудом нашел в интернете:

      «Где-то на пределе красоты женщина становится цветком или птицей …».

      Я не удержался и вложил в книгу листочки с моими комментариями к наиболее понравившимся мне стихотворениям.

      А еще я собрал подшефный класс в воскресенье, накануне 8 марта и повел ребят в ближайшую рощу на плавнях за подснежниками.

      Случайно или нет, но мы с Таней остались наедине, и я мог свободно с ней разговаривать. Но, странное