Алая роза. Маргарита Мартынова

беспокойство, – а миледи смертельно больна или ей можно помочь?

      – Она в порядке, – ответила Сара с недоумением.

      – О! Я просто видела пятна… – смутилась Жанна. – На руке и на теле… Наверное, еще есть.

      – Ах, это. Это не заразно, им несколько лет. Это – последствия болезни… Миледи использует мази в надежде как-то от них избавиться, но один из врачей уже сказал, что это невозможно. Так что не волнуйся, она сильная. Очень, – и это последнее слово прозвучало с горделивой мрачностью.

      Затем служанка подошла к нише в стене и вынула оттуда стопку белья.

      – Переодевайся! Потом покажу дом. Здесь практически никто не бывает, поэтому не переживай насчет вечных гостей и суеты. Госпожа крайне редко выезжает, как леди де Бранже, и обычно в таких случаях прячется под вуалью. Чаще всего она выходит в образе виконта, у неё отдельный шкаф с его костюмами и вещами.

      – А этот джентльмен, который… – Жанна обернулась на дверь.

      – Граф Эрик Креднессен. Он здесь не живет, не беспокойся. Он друг миледи. А точнее, ее покойного брата. Дом графа в Сен-Жермене. Хотя, наверное, ты не знаешь Париж…

      – Я всю жизнь жила в Анже.

      – Да. Значит, по поручениям тебя не отправить, – задумалась Сара. – И читать ты наверняка не умеешь…

      Жанна сконфузилась и начала раздеваться, не найдя, что надлежит ответить.

********

      В трактире под вывеской «Кривое колесо», расположенном на правом берегу Сены практически у самой реки, в этот час было пусто. Лишь два длинных начищенных до блеска стола и стулья, просящие руки плотника, могли бы рассказать о том, что иногда в этих стенах бывает весело. На второй этаж вела узкая, витиеватая лестница, на перилах которой перочинным ножом были нацарапаны рисунки непристойного содержания. Ставни были распахнуты, и свежий полуденный ветер раскачивал двухъярусную люстру, которая в ответ протяжно поскрипывала. Молодой человек лет двадцати, в рубашке с закатанными до локтей рукавами и в полосатом жилете сидел за счетными книгами, что-то внимательно записывая. Его черные как уголь волосы с неаккуратными бакенбардами были кое-как собраны на затылке и отдельными прядями падали на лоб. Левого уха у него не было. Когда хлопнула входная дверь, он, не поднимая головы, с ярким южным тембром, характерным для итальянцев, громко объявил:

      – Выпивки нет! Еще не привезли. Зайдите ближе к ночи.

      – А переночевать угол найдется? – спросил вошедший, стряхивая пыль с костюма для верховой езды.

      Несколько мгновений оба смотрели друг на друга, затем трактирщик мотнул головой в знак согласия.

      – Имеется! Оплата вперед!

      Гость приподнял бровь:

      – А что, похоже, будто я могу сбежать?

      – Не знаю, я вас здесь никогда не видел ранее.

      – Я пару часов как прибыл в Париж. Меня ждут. Мое имя Генрих Пикле, любезный.

      – Можете звать меня просто Марко. Марко Талчини.

      Снова повисла пауза. Молодые люди изучали друг друга.

      – А все