Безобразные девочки снова в моде. Олег Лукошин

они где, – сказала она, недружелюбно на нас посматривая, словно ревнуя меня к дочерям. – Милая семейка. Папаша и дочки.

      Я не понимал причину её недовольства.

      – Как дела у тебя? – спросил, чтобы сменить тему. – Что-то ты неважно выглядишь.

      – Неважно! – завелась она вдруг. – А ты постой весь день на ветру, потаскай сумки, и посмотрю я, как ты будешь выглядеть.

      Я попытался помочь ей закинуть сумки на печь. Маша раздражённо оттолкнула меня.

      – Отойди на фиг. Помощник херов.

      Я был неприятно удивлён её реакцией. Мария Сергеевна с каждой минутой заводилась всё сильнее.

      – А полы-то вы не мыли что ли? – обнаружила она вдруг под ногами сор. – А? – сверкая глазами, возвышалась она над дочерьми.

      Девочки пришибленно молчали.

      – Чё молчишь? – дала она подзатыльник Лене. – Я тебе что говорила? К моему приходу полы намыть!

      – Они не успели, – заступился я за девочек. – Мы уроки делали.

      – Ах, вы уроки делали! А полы я за вас мыть должна?!

      Она схватила дочерей за волосы. Девочки завизжали.

      – Я весь день как проклятая пашу, – орала хозяйка, – а они прохлаждаются здесь! Сидят, улыбаются. Уроки у них!

      Я оттащил её в сторону.

      – Маша! – держал я её за руки. – Что с тобой?

      От моего вопроса и пристального взгляда, которым я пытался образумить её, у хозяйки началась настоящая истерика.

      – Пошёл на хер! – срываясь на визг, завопила она.

      Потом, оттолкнув меня, схватила полотенце и принялась лупить им дочерей. Лена тотчас же забралась на печь и спряталась там, забившись в угол. А вот с Мариной стало происходить что-то странное. Упав на пол, она закричала и затряслась какой-то нехорошей дрожью. Мать, не взирая на это, продолжала бить её.

      Я схватил хозяйку и оттащил в соседнюю комнату. Она вырывалась, царапала меня ногтями и визжала. Лишь после того, как я посадил её на стул и хорошенько встряхнул, она как-то обмякла и немного успокоилась. По крайней мере, перестала вопить. Закрыв глаза ладонями, Маша заплакала.

      Марина продолжала кататься по полу. Я поднял её и перенёс на кровать.

      – Лена! – метнул я взгляд на прятавшуюся на печи девочку. – Что с ней делать? Может, «скорую» вызвать?

      – Не надо, – отозвалась она. – Сейчас пройдёт.

      Вскоре Марина действительно перестала кричать. Лишь болезненно всхлипывала.

      Всё произошедшее произвело на меня весьма удручающее впечатление. Мне не хотелось оставаться сейчас в помещении. Убедившись, что Марине лучше, я захватил сигареты и стал одеваться.

      – Я пройдусь, – кивнул я Лене. – Подышу воздухом. Может, мать успокоится за это время.

      Лена мне не ответила.

      На воздухе я закурил и бесцельно побрёл вдоль по улице. Что-то очень нехорошее ощущал я в окружающей меня реальности. Какой-то надлом, отторжение к этому месту, к этой работе, к этим людям.

      – Да ничего, ничего, – говорил я сам себе. – Что ты как баба. Нельзя всё так близко к сердцу принимать. Везде такое бывает, в каждой семье.

      Самоуспокоение