Ад и возможность разума. Олег Лукошин

именно по нему, вдруг, чаще всего в последний момент, совершают какое-то неразумное, лихорадочное движение в мою сторону, словно ожидая от меня, что я должен перелететь их по воздуху. На что они, ей-богу, рассчитывают?

      – Кто там?

      – Репетитор.

      – Это Иван?

      – Да, это Иван.

      – Вы один?

      – Да, я один.

      – А как будто с вами был кто-то?

      – Нет, со мной никого нет.

      Робкий и неторопливый поворот дверного замка. В щель выглянула женщина. Испуганно осмотрелась по сторонам.

      – Ой, что это я. Показалось, что с вами кто-то есть.

      Она распахнула дверь шире.

      – Проходите.

      В этой семье я занимался с первоклассником Филиппом. О том, что я взялся заниматься с первоклассником, я жалел ещё больше, чем о том, что на голову мне свалилась бухгалтер Вера. Лишь необходимость добывать гроши на пропитание заставляла браться за всё, что появлялось в поле зрения. Филипп был редчайшей бестолочью и ни о каком подобии изучения английского здесь и речи быть не могло. Он ещё и по-русски не умел разговаривать. Час занятий он просто физически был не в состоянии высидеть. Полчаса он просто тупо и молчаливо смотрел на меня, человека, который отчаянно силился объяснять ему правила чтения английских слов, затем, откинувшись на спинку сиденья, тихо засыпал. Это был самый лучший вариант. Когда урок заканчивался, я будил его, ничего не понимающий Филипп просыпался, а я собирался и уходил. Хуже получалось тогда, когда вместо того, чтобы заснуть, он начинал вдруг без объяснений реветь. Его мнительная тётка – а женщина, которая открывала мне дверь, как я недавно выяснил, приходилась ему не матерю, а тёткой – забегала в комнату и начинала испуганно и лихорадочно расспрашивать его, что я ему сделал. «Он тебя бил?» – заглядывала она Филиппу в глаза. «Скажи, никого не бойся, скажи как есть, он тебя бил?» Филипп ревел и растирал кулаками глаза. «А может он трогал тебя?» – делала ужасающее предположение тётка. «Трогал, да? Скажи, трогал? Вот здесь трогал, или вот здесь?» После получасового выяснения обстоятельств она горько и слёзно просила у меня прощения за необоснованные подозрения, жаловалась на тяжёлую жизнь и умоляла не бросать их и приходить на следующий урок, потому что она всеми силами хочет сделать из этого мальчика «нормального человека». И я приходил в следующий раз, что мне ещё оставалось, мне нужны были деньги.

      Я стал снимать в коридоре куртку. Женщина смотрела на меня с нескрываемым изумлением.

      – А Филиппа нет, – сказала она мне таким тоном, словно это была абсолютно очевидная истина, и я был единственным существом на Земле, кто не знал об этом.

      – Нет? – переспросил я. – То есть, он где-то в школе ещё? Или на каком-то кружке?

      – Я не знаю, – повела обиженно плечами женщина. – Он не докладывал. Из школы пришёл, посидел дома час, потом куда-то убежал. Ничего не говорил.

      – Ну, может он просто забыл, что сегодня урок?

      – Вот уж не знаю! – фыркнула