Ад и возможность разума. Олег Лукошин

дела? Заболела что ли?

      – Да, немного, – кивнула она. – Простудилась где-то.

      – Ну ничего. Бывает.

      – Я урок не успела сделать, – смотрела она на меня выжидающе, словно я мог отругать её за это.

      Что ты, присаживался я рядом с ней, я не учитель, я не ругаю, я только хвалю. Мне платят за это деньги.

      – Ну, сейчас сделаем.

      Настя училась в четвёртом классе. В той самой школе, где я когда-то в течение года безрадостно и бездушно работал. Было это пять лет назад, и Насти тогда ещё в школе не было – что чрезвычайно радовало меня. Не знаю почему, но я страшно не любил встречать своих бывших учеников. Слава богу, большинство из них стёрлось из моей памяти, но из их памяти я, по всей видимости, не стирался до сих пор. В школе я старался вести себя с ними корректно, ни на кого не повышал голос, как умел, шутил, и понимал, что им в общем-то не за что быть на меня обиженным. Однако, услышав на улице чей-то звонкий детский голос, который кричал мне «Здравствуйте, Иван Алексеевич! А почему вы из школы ушли?», я старался, кивнув в ответ, быстро-быстро удалиться с места неожиданной и нежеланной встречи. Меня пугала возможность каких-либо воспоминаний, ненужных и отягощающих разговоров. Работая разнорабочим на стройке – туда я устроился, покинув школу – я молил небеса, чтобы мимо объекта не прошли мои бывшие коллеги, ученики или их родители. Жестокие небеса конечно же не исполнили моих молитв – складывалось впечатление, что люди, знакомые со мной по школе, специально и осознанно задались целью выследить меня, и подобные встречи происходили регулярно. Способствовал тому и наш небольшой по площади и количеству жителей город. Некоторые здоровались, удивлённо наблюдая за тем, как я таскал вёдра с раствором, некоторые отворачивали головы, а однажды какой-то старшеклассник, который в школе даже и не подумал бы обратиться ко мне на «ты», увидев меня в грязной и ободранной спецовке, подошёл ко мне стрельнуть сигарет. «Я не курю, – ответил я ему». «Понятно, – отошёл он. – Ну трудись тогда, работяга».

      Понижение социального статуса, вот как это называется. Мир, который за двадцать семь лет жизни я ни на грамм не научился понимать, мстил мне за непонимание.

      – Нет, нет, не так читается, – поправил я Настю. – Повтори за мной.

      Она повторила труднопроизносимое слово.

      – Хорошо, – кивнул я, – с текстом всё. Теперь сделаем упражнение…

      Когда урок закончился, я дал Насте домашнее задание и вышел в коридор. Бабка гремела на кухне посудой.

      – Мы за сколько уроков вам должны? – увидев меня в коридоре, вытерла она полотенцем руки.

      – За шесть.

      – Сейчас вам заплатить или до десяти довести?

      Мне было лучше сейчас – я крайне нуждался в деньгах. Но я ответил:

      – Как вам удобно.

      – Сейчас ведь плохо у нас с деньгами, – качала головой старая женщина. – И то надо, и это, и пятое, и десятое.

      – Я не тороплю, – продолжал демонстрировать я благородство.

      – Давайте я за четыре вам отдам, а потом уж и остальные. Устроит вас?

      – Устроит.

      Она сходила в зал за тёмной