Хранитель долины Сидэ. Ника Лемад

непосредственность, ни капли хитринки. Саф подозревал, что она уверена – стоит только захотеть, и айсерг нарисуется сам собой. – Сначала на земле попробуй. Это просто.

      Она села на землю, расчистила от сухой травы участок земли. Пробормотала, что на песке было бы лучше. И подобрала еще одну палочку, для себя.

      – Смотри, – велела и принялась выводить линии. – Что видишь, то и рисуй.

      Саф обошел со спины, чтобы лучше видеть. Нагнулся.

      – Это птица?

      – Ага, – довольная, Тай запрокинула голову. – Курица. Похожа?

      – Похожа, – несколько удивленно протянул Саф. – Подвинься. Тоже хочу.

      – Можешь повторить, – великодушно разрешила Тай, имея в виду свою зарисовку. Саф хмыкнул, устраиваясь рядом с Тай у валуна.

* * *

      Возвращаясь домой, Тай насвистывала. Ей вторили невидимые певцы с высоты, торопливые шаги приминали мягкий лесной ковер. Силуэты деревьев темнели в сумерках, ветви их переплетались в сети. Все знакомое, но будто новое, иначе звучало, ощущалось. В кармане лежал свернутый лоскут ткани, на котором скалился свирепый айсерг. От уголька ничего не осталось. Пояс оттягивала обернутая в несколько рядов черная цепь, а в голове дрожала эйфория. Желание бежать скорее в деревню, отыскать знатоков чудовищ и предъявить им кусочек кошмара. Йена бы не оценила, а вот мальчишки обязательно придут в восторг. И рисунок вышел удачный; на самом деле пробирающий до дрожи.

      Не с первого и даже не с десятого раза Саф изобразил айсерга таким, какой бы удовлетворил его самого. Перед этим исчертил, взрыхлил веточкой несколько участков земли, по которым они переползали, когда на прежнем месте мельчили комья в сухую пыль. Затем Саф догадался смочить землю и дело пошло лучше.

      Он весь измазался, отчего его бледное лицо к вечеру стало напоминать тот самый лоскут ткани, затертый черным углем. Тай смеялась, тыча в щеку пальцем и размазывая по ней еще и коричневые полосы. Саф усмехался и рукавом оттирался. Потом добрался до воды и очень удивился количеству смытой с себя грязи. Нахмурился, однако Тай видела, что он совсем не сердится. Велел умыться и ей. Потом глянул на заметно посеревшее небо и вздохнул.

      Тай сообразила, что веселье закончилось.

      – Мне пора, – сказал Саф.

      – Еще придешь? – выпалила Тай прежде, чем подумала.

      Саф присел на корточки, трогая воду.

      – Ты со всеми так? – спросил, глядя в ручей. – Ведешь себя, как с давними друзьями? Ребенок, это до добра тебя не доведет. Понимаешь?

      Тай повернула шею, чтобы увидеть сидевшего рядом человека.

      – Ты добрый. Хороший.

      В ее голосе Саф разобрал надежду. Вопрос. Нечто, схожее с утверждением, но каким-то нерешительным. Вызывающим смятение. С детьми он раньше дело не имел и не знал, насколько они юркие и незаметные. Как воздух, который пробирается внутрь без разрешения.

      Встал.

      – Я не могу быть добрым и хорошим. – Запрокинул голову к небу, подставляя лицо ветерку. – То есть… Тебе я кажусь таким, кто-то считает иначе. Понимаешь?

      Тай кивнула. Сафу не понравились те чувства, сложные, которые вызывала доверчивость