The Гриша. Александр Маслов

мы не скажем, я буду вести себя хорошо, правда, давайте не будем говорить маме.

      И я снова расплакался. Больше всего я не хотел подвести маму, она у меня вон какая крутая, а я оказался слаб. Так мне сказала учительница, и я пообещал ей, что ничего никому не расскажу, а она мне поможет. В тот день я приобрел себе мнимое спокойствие и нового союзника в виде классного руководителя.

      Первая четверть пролетела незаметно, и вроде бы впереди замаячили каникулы, да и ничего не предвещало беды. И вдруг мою маму вызывают в школу. Не куда-нибудь, а на педсовет.

      – Разрешите?

      – Да-да, прошу вас, проходите.

      – Что-то случилось? – В голосе моей мамы явно пробежала тревожная нотка.

      – Да вы не волнуйтесь так, ситуация, конечно, критичная, но поправимая. У вашего Гриши одиннадцать двоек в четверти. Практически по всем основным предметам.

      – Но постойте, в дневнике Григория ничего подобного нет, я даже более скажу, что, если честно, я ни сном ни духом.

      – А вот это-то нас больше всего и настораживает, уважаемая мама. Ведь мы как школа просто обязаны следить за воспитанием наших детей. На нас возложена огромная ответственность, и мы просто не имеем права игнорировать судьбы проблемных детей… И, если хотите, то и семей. Собственно, по этому поводу мы сегодня вас и пригласили.

      – Но позвольте… – Мама недоумевала. Она никак не могла взять в толк, о чьем сыне идет речь. – Неужели мой Гришенька – лгун?

      Руки у мамы затряслись, и она зарыдала.

      – Ну успокойтесь же, мамочка, – с холодной улыбкой Чеширского Кота подошла Нина Владимировна. – Я же вам говорила, что у вашего сына проблемы с дисциплиной. Поверьте моему преподавательскому опыту, я такие орешки на раз-два щелкаю. И, тем более, вы разве не замечали этого сами?

      В голове полетели слова бабушки: «Гришка твой прохиндей, помогать отказывается, вставать рано не хочет и никого, кроме себя, не любит. Не помощник, а дачник, честное слово. Сил моих больше нет. Мы с дедом бьемся ради него, а он ничего не ценит».

      – Ну ему же всего шесть лет, что ты от него хочешь? – пыталась возразить мама.

      – Дядька твой в двенадцать на заводе пахал в войну по две смены, и ничего. А этот только ворон считать и умеет, – продолжала наговаривать на нерадивого внука бабушка. – А ты вспомни, как он коробку конфет съел, которую мы в подарок тебе приготовили. И на Ваську свалил. На кота, понимаешь? Как можно было поверить в то, что кот съел целую коробку шоколадных конфет?

      Не знаю, в какой именно момент мама дрогнула, но то, что потом произошло в наших отношениях, можно было назвать расколом, повлекшим за собой смутное время на долгие года. Именно с того педсовета она пришла сама не своя и в первый раз ударила меня. Моя мама впервые ударила меня по лицу. Горечь сковала всё внутри. Губа тряслась, голос дрожал, и я просто никак не мог в это поверить. Неужели она больше меня не любит? Где та мама, которая всегда стояла за меня горой? Ее больше не было. Я что есть мочи заорал:

      – Я