Последняя война Российской империи. Сергей Эдуардович Цветков

полноценную новую армию.

      Главной военной приметой первых дней августа были бесконечные эшелоны, направлявшиеся к линии фронта, одни – на запад, другие – на восток. Вагоны были забиты кадровыми военнослужащими и резервистами. Толпа на вокзалах провожала их восторженными возгласами и пением национальных гимнов. Женщины забрасывали вагоны цветами и посылали солдатам воздушные поцелуи. В ответ те улыбались и, высунувшись из окон, размахивали фуражками и касками. Немцы царапали мелом на вагонах слова популярного тогда стишка, который выкрикивали уличные мальчишки: «Jeder Schuss ein Russ, Jeder Schuss ein Franzos, Jeder Tritt ein Britt» («Каждый выстрел – один русский, каждый удар штыка – один француз, каждый пинок – один англичанин»; после вступления в войну Японии к стишку добавили еще одну строку: Jeder Klaps ein Japs – «Каждый шлепок – один японец»). На шеях у русских новобранцев висели связки колбас и баранок – не вполне законные «трофеи» из привокзальных буфетов и ларьков. Настроение у всех было бодрое. Говорили о предстоящей войне, наградах и о том, что скоро вернутся домой.

      «Ни один человек на свете, – вспоминал член партии кадетов Владимир Дмитриевич Набоков (отец писателя), – не поверил бы, если бы ему сказали в 1914 году, что тогдашние тринадцатилетние дети окажутся участниками войны, – что через четыре года она будет в полном разгаре и что к этому времени будет мало надежды на сколько-нибудь близкий ее конец».

      Пражский журналист Эгон Эрвин Киш, уходя на фронт, пошутил над предложением матери взять с собой запасное нижнее белье: не думает ли она, что ее сын отправляется на новую Тридцатилетнюю войну? Второго комплекта белья не понадобится.

      Успокоительной иллюзии о скоротечном характере начавшейся войны были подвержены не только нижние чины, но и руководство противоборствующих армий. Среди русских, французских и германских офицеров, в том числе высшего состава, было немало таких, которые надеялись выпить за победу в столице поверженного врага не позднее, чем в середине сентября. По словам Владимира Иосифовича Гурко, «присоединение к державам Согласия Англии и выяснившийся нейтралитет германского союзника Италии настолько всех опьянили, что господствовала мысль об окончании войны чуть ли не в шесть недель». Начальник штаба Киевского военного округа генерал Владимир Михайлович Драгомиров, рискуя прослыть пессимистом, высказывал мнение, что война продлится четыре месяца. «Имеются веские финансовые причины, из-за которых великие державы не смогут выдержать долгой войны», – утверждал член британского военного кабинета лорд Ричард Холдейн, имея в виду сильнейшую зависимость британской и германской экономик от внешней торговли. Адмирал Тирпиц свидетельствует, что в главной квартире германской армии не было «ни одного офицера, который не верил бы, что война закончится до 1 апреля 1915 года». Вильгельм, обращаясь к солдатам, отправлявшимся на фронт, пообещал, что они вернутся домой с победой «прежде чем листья падут с этих лип» (на берлинском бульваре Унтер ден