Последняя война Российской империи. Сергей Эдуардович Цветков

ему прощено, все забыто, и так хотелось видеть в нем в эти дни действительного вождя армии и России, что самые скептические умы готовы были идти на какой угодно обман рассудка, чтобы только не потерять этой иллюзии, необходимой для ведения войны».

      Правительство было убеждено в полной боевой готовности русской армии. Кривошеин в разговоре с депутатами Думы, потирая привычным нервным жестом свои руки, что было у него всегда знаком довольства, уверял: «Положитесь на нас, господа (т.е. на правительство. – С. Ц.), все пойдет прекрасно, мы со всем справимся». Член Государственного Совета Иван Григорьевич Щегловитов с ироничной улыбкой говорил: «Ошибся Василий Федорович (т.е. кайзер Вильгельм. – С. Ц.), ошибся. Не устоять ему».

      На чрезвычайной сессии Государственной Думы 8 августа единение законодательных учреждений с властью было полным. Депутаты приняли все военные кредиты, фракции заключили Священный союз на период войны. Большинство вождей социал-демократии (Плеханов, Троцкий, Керенский и др.) писали и говорили о необходимости борьбы с «феодальным милитаризмом» Германии.

      Однако уже вполне отчетливо слышался и голос Ленина с его проповедью пораженчества и «превращения войны империалистической в войну гражданскую». Согласно донесению начальника Петербургского охранного отделения генерала Михаила Фридриховича фон Котена, 1 августа бастовали 27 тысяч человек на 21 заводе. «Выступавшие на означенных сходбищах ораторы, – говорится в этом документе, – подчеркивали общность интересов “всего мирового пролетариата”, настаивали на обязательности для сторонников социалистических тенденций всеми мерами и средствами бороться против самой возможности войны, независимо от поводов и причины для начала таковой… рекомендовали призываемым в ряды армии запасным обратить всю силу оружия не против неприятельских армий, состоящих из таких же рабочих пролетариев, как и они сами, а против “врага внутреннего в лице правительственной власти и существующего в империи государственного устройства”». Это были самые крупные антивоенные выступления в Европе.

      Не во всех воюющих странах начало войны было отмечено столь драматическими событиями, как в Германии и России. В Париже и Лондоне обошлось без разгрома иностранных посольств63, но немецкие магазины и лавки все-таки подверглись нападениям; были арестованы иностранцы, подозреваемые в шпионаже.

      Ярче всего патриотическое воодушевление, охватившее самые широкие слои населения, было видно на призывных пунктах. Генеральные штабы воюющих стран в своих предвоенных расчетах исходили из того, что приблизительно 10% подлежащих мобилизации мужчин уклонятся от призыва64. На деле количество уклонистов оказалось сравнительно небольшим – их доля не превысила 4% в России и 1,5% в Германии.

      Недобор с лихвой восполнялся за счет добровольцев. В России их называли охотниками. Во всей огромной империи не было уезда, где бы на пункты сбора

63

Хотя такая опасность, несомненно, существовала. К американскому послу в Париже Майрону Геррику поступило необычное обращение из германской дипломатической миссии – немцы просили взять их под свое покровительство и поднять на флагштоке здания посольства американский флаг. Геррик согласился на первую часть просьбы и отказался выполнять вторую. Такую же просьбу от своего германского коллеги получил американский посланник в Брюсселе Брэнд Уитлок.

64

В России в отношении поляков предполагалось, что доля уклонистов будет вдвое выше. Опасались также большого количества перебежчиков и волнений в польских провинциях. Однако поляки, как и все остальные народности империи, проявили лояльность к русским властям. Исключение составила одна Финляндия, население которой не подлежало воинскому призыву. В 1914 г. несколько тысяч молодых финнов бежали за границу и влились в ряды германской армии, где из них были сформированы добровольческие «егерские» батальоны.