Мортидо. Люся Цветкова

Поэтому, когда он подался вперёд, чтобы взять бутылку, я резко отстранилась в своём кресле назад. Испугалась, но не знаю чего.

      Как только Кай наклонил бутылку над бокалом, и вино с характерным бульканьем тонкой струйкой начало течь, почувствовались яркие ноты смородины, чернослива, пряностей. Они были настолько выразительны, что я без труда их различила. Это, наверно, и есть одно из открытий, про которые говорил Кай. Цвет вина был густой и насыщенный, но при этом прозрачный. Я восхищённо наблюдала, как чистая тёмно-бордовая жидкость с чёрным блеском, источая десяток различных ароматов, наполняла бокалы: один, а потом другой.

      Кай взял один из бокалов за ножку и поднёс его ко мне:

      – Прошу!

      В его улыбке, жестах, манере держаться было нечто сакральное. Я всем существом ощущала, словно совершу сейчас что-то вроде греха. Бокал в моей руке завис в воздухе, а я с разомкнутыми от замирающего дыхания губами уставилась в вводящие в транс глаза Кая. Я хотела услышать ещё что-нибудь из его уст, но вместо этого, видела нечто мистическое в его глазах.

      Он с насмешкой отвёл взгляд, чтобы вернуть меня на землю, и начал демонстративно дегустировать вино. Несколько раз подносил бокал к носу, вдыхал эфирные пары и отстранялся. Затем он наклонял бокал на свету, то в одну, то в другую сторону. Покрутил вино внутри, чтобы слой истончился и можно было бы взглянуть на напиток как бы в разрезе. Оценил узор, который оставляет вино при стекании по прозрачным стенкам. Кай делал это напоказ, чтобы я понаблюдала, как правильно надо оценивать напиток. Но он делал это так легко и непринуждённо, что я не рискнула повторить. Лишь один раз неуклюже поднесла бокал к носу. Это явно позабавило Кая. Он ухмыльнулся, а я от смущения выдохнула неловкий смешок. Обстановка разрядилась.

      Я сделала первый глоток.

      _____

      * ^{Моджо – изначально африканский магический амулет (оберег) на счастье и удачу; в современных культурах слово стало обозначать магическое влияние, увеличивающее харизму, которую, кстати, можно и утратить.}

      Глава 7. In vino veritas

      Как только я ощутила вкус, все чётко различимые ароматы слились в один, до сих пор мне неведомый. Мягкая вяжущая жидкость топила в плотных дурманящих тенях бархатной горькой сладости и в густом как дым пряном запахе чёрных слив, карамели и дубовой смолы. Как будто пьёшь эссенцию поры года. Как будто у осени есть кровь, её забрали из вен, поместили в бутылку, и теперь ты пьёшь кровь осени. Кровь её созревала целый год: сначала под мглистым туманом прела в остывающих пёстрых грудах опавших листьев; потом промерзала до льдин в кипучих снегах серебристых вьюг; весенним розовым рассветом она исходила мутными соками из рваных ран по берёзовым стволам; под палящим летним солнцем сочилась окуренной цветочной сладостью из золотых медовых сот, брызгала вишнёвой кислинкой из лопающихся от зрелости бордовых ягод и в конце концов под сытое жужжание ядовитых ос истекала медной терпкостью яблочного нектара в стальных тисках беспощадной давильни – такова кровь осени на вкус сразу и в один миг. Ты пьёшь нечто