Великолепная десятка: Сборник современной прозы и поэзии. Георгий Янс

спит под пальмой новый сторож в старом ботаническом саду.

      Предчувствие полёта

      В старости

      нет вопросов

      к своей отчизне.

      Скоро взлёт.

      Ты – шарик.

      Тебя надули.

      (Если доктор

      даст две недели жизни,

      надо просить в июле)…

      Нет, кроме смерти,

      какой‑то другой

      свободы.

      Можно всмотреться,

      сделать ещё попытку

      и разглядеть,

      как в небо

      с восторгом уходят

      шарики‑души

      тех,

      кто ослабил нитку…

      Вероника Сенькина. Вдох и выдохг. Москва, Россия

      Я не остыла…

      Я не остыла – просто

      устала драться.

      Я не люблю ни шахматы,

      ни корриду.

      Раньше? Так раньше, рыцарь,

      мне было двадцать.

      Всё было как‑то проще:

      и вдох и выдох…

      К музыке я, конечно,

      неравнодушна,

      просто нечасто слушаю

      «хэви металл».

      Мне бы такое что‑нибудь

      повоздушней,

      что‑нибудь повальсовей…

      ага, вот это…

      Милое «раз, два, три»

      ностальгией бравой,

      острым клинком пронзит

      временную бездну.

      Штраус, Вы, как всегда,

      оказались правы:

      жить – это очень больно,

      но интересно.

      Первое января

      приведёт второе,

      третье, потом четвёртое,

      как по нотам.

      Каждой эпохе памяти –

      по герою.

      Каждой жене Артура –

      по Ланцелоту…

      Снова зима похожа на ту…

      Снова зима похожа на ту: точь‑в‑точь,

      только тогда и мама жила и дед…

      С маминых губ слетавшее слово «дочь»

      было дороже света, нужней побед

      всяческих, переполненных волшебством.

      Нынче же чудеса меня – не берут.

      Всё по‑другому стало: и дом – не дом,

      ждут меня больше там, где меня не ждут…

      Всё изменилось: милости божьей нет

      с той стороны, где жажда по ней сильна.

      Как же мне ясно снится ночами дед!

      Как же я мало им наяву жила…

      Холодно, мама, холодно, хо‑лод‑но…

      Зябко‑то как, согреться бы, осмелеть.

      Страшно‑то как бороться со мглой одной,

      и заблудиться – страшно и заболеть,

      и оступиться… мыслимо ли: след в след

      долго идти – не выйдет: хоть стой, хоть плачь.

      С той стороны, где милости божьей нет,

      каждый себе – и плакальщик

      и палач.

      Пресс‑папье в виде рыбки…

      Пресс‑папье в виде рыбки и… шёлковый абажур…

      Трубка падает навзничь на свеженький ламинат –

      Надеваю шузЫ и в прошлое ухожу,

      Где я рада тому, кто мне обоюдно – рад.

      Напролом, сквозь лекарственный запах и едкий