Великолепная десятка: Сборник современной прозы и поэзии. Георгий Янс

Белецкий. Флавийг. Краснодар, Россия

      Flavius

      Это не опыт, а школа смотреть вовне.

      То есть не возраст, а медного стиля сила.

      Дальше – густая слава и жизнь, в длине

      чуть не достигшая Ноя с Мафусаилом.

      Молод еще, он недавно решил свою,

      названную в честь него самого задачу,

      смысл которой – видеть, как раздают

      шансы с виной и т.д. и т.п. в придачу.

      И убеждает собственный плоский меч,

      между позором и превосходной твердью

      выбравший неоднозначность, дабы сберечь

      что‑то, звучащее громче уместной смерти.

      Песок

      Небо, должно быть, темнело, пока

      он обдумывал варианты своей обиды,

      предпосылки для светской мести,

      сваренные вкрутую, вышедшие из стиля,

      сваленные в одно замечания.

      История скверная: история про умы,

      видящие в пристрастиях почерк, а в счастье – шутку

      и не туда попавшие. Что там обычно

      говорят в таких случаях: хвост играет лисой?

      Но не зима, и не замерзла прорубь –

      слева приметы моря, справа земли приметы,

      Сланцевая поверхность трескается под ногами;

      хочется пить. Нечто вроде пустыни.

      Двигаться лень. Духота. Вдали как будто верблюды,

      но скорее мираж. Песок переносит песок

      по песку. Становятся неразличимы

      чувства: что с той любви, когда

      песчаная фауна растаскивает по колодцам

      море, и небо, и сложенные в преграды

      кости ящеров? И что с этой скуки, если

      жертвуешь связностью

      ради дорожки к цели?

      Достоверность – приятное свойство,

      присущее некоторым людям и некоторым предметам.

      Нет превращений, никаких тебе превращений,

      только непостоянство. Одна забота – беречь

      это непостоянство.

      ***

      Как мастерам невидимых изменений

      нам, вероятно, видно, что впереди.

      Гордость растет, старательно временея

      и превращаясь в нечто без перспектив.

      Нам угрожает ветер. Ветер шумит поверху.

      Ждут минералы. Копится похвала.

      Ты представляешь сущее – опись веток

      или прожилок, с фоном из барахла?

      Страхи описаны нам постольку‑поскольку.

      Сходят с пустого места как, например,

      и с человека. Необъяснимо долго.

      Но остаются – в том числе и в уме.

      То есть вцепиться в то, что еще осталось

      и ученически скалиться, видя дым,

      то, как себя рисуя, трясутся скалы

      или чужую карту большой беды.

      Александр Коковихин. Предчувствие полетаг. Йошкар‑Ола, Россия

      Цыганка

      Отвали от меня, цыганка!

      А не то нагадаю сам.

      Сколько медленных полустанков

      протечёт по твоим усам…

      Сколько кашля в елецкой «Приме»

      насчитает казённый дом…

      Все дороги туда. Не в Рим же.

      Не очухаешься потом.

      Будет брать тебя