Адам Протопласт. Олег Лукошин

людей.

      У Павла другая дорога. Он целостен и сосредоточен. Он спокоен и целеустремлён. Он отметает иллюзии в сторону, как сор.

      Он Адам Протопласт.

      – Тварь ёбаная! – лупит меня по лицу пьяный отец.

      Да, с такими воспоминаниями тяжело вступить во взрослую жизнь гармоничным человеком. От них никуда не убежать и не спрятаться. Они непременно настигнут и раздавят.

      Чёрт возьми, что же такого я, двенадцати или тринадцатилетний пацан (вроде бы столько мне было) мог тогда сделать и сказать, что заслужил в ответ столько ненависти, столько животной ярости?

      Как типичная жертва стокгольмского синдрома я пытаюсь отыскать какое-то логическое объяснение этим выходящим за рамки здравомыслия действиям человека, породившего меня, как-то даже оправдать его. Но не нахожу никаких объяснений, никаких оправданий. И не чувствую никакой жалости и никакого прощения.

      Быть может, лишь одно: он, мой отец, испытал на своей шкуре гораздо больше побоев и унижений, чем я.

      Повседневный обиход русской деревни: нищая многодетность и абсолютная бесцеремонность в отношениях с близкими. Порка до посинения, мат до изнеможения.

      Зато из таких простых русских деревень (возражает мне сейчас кто-то сбоку и, по всей видимости, это я сам в какой-то язвительной и изощрённо философствующей своей инкарнации) выходили настоящие богатыри. Неподвластные эмоциям титаны, одолевшие Наполеона и Гитлера. Не то что вы, кисейные цуцики современности, только и умеющие, что высирать на страницы детские обиды.

      Ну-ка приободрись, нытик!

      Отец поступал так не по наитию, а чтобы сделать тебя сильным! Как сделал его сильным собственный отец.

      И отец его отца.

      Это жестокая, но крайне действенная традиция – передавать из поколения в поколение силу и терпение. А ещё – самое что ни на есть глубинное понимание жизни и объяснение того мира, куда ты, победитель-сперматазоид, сдуру залез.

      Отец просто готовил тебя к настоящей, взрослой жизни. Потому что чужие бьют гораздо больнее.

      Всё так. Всё истинно так. Говорю без малейшего жеманства.

      Необходимо, спасительно необходимо пройти в детстве или ранней юности короткую (желательно короткую) школу жестокости, чтобы как прививка от полиомиелита, она берегла тебя на протяжении всей оставшейся жизни.

      Лучше пройти, потому что разочарования взрослого существования без надлежащей детской инъекции окажутся гораздо страшнее, чудовищно страшнее, чем разбитая родным отцом морда и выплеснутый на тебя ушат матерных помоев.

      Чужие бьют сильнее.

      Или это я, жертва стокгольмского синдрома, защищаю сейчас свою поруганную целостность, свою безвозвратно потерянную лёгкость восприятия жизни, свою любовь к ней и безрассудное желание погрузиться в неё без остатка? Защищаю напускным цинизмом и бреднями о необходимости жестокой прививки?

      Как знать, как знать…

      Несколько лет спустя, когда я подрос и окреп, я отплатил отцу сполна за то и многие другие