Адам Протопласт. Олег Лукошин

стрижёт мне ногти на правой руке!

      Мне эта деталь представляется важной, потому что создаёт вдохновенный диссонанс между реальным и воображаемым. Прочитав это замечание, вы можете решить, что я разнеженный отпрыск благородного семейства, советский барчук-выкормыш, мальчик-мажор, но всё ровно наоборот.

      Я происхожу из такого простого крестьянского рода, что проще не придумать и не сыскать. Это сущая голь, беднота и голытьба. В Америке таких называют white trash, белая рвань. Крепостное крестьянство, порабощённое до глубины нервных окончаний, и что самое ужасное – остающееся в таком состоянии до сих пор.

      Деревня Вилейка Сосновского района Нижегородской области – вот точка проявления этого рода на поверхность земли. Предки моего отца, Лукошины, и моей матери, Зудины, происходят именно оттуда. Из одной деревни.

      Неграмотные, нехваткие и бестолковые деревенщины с тяжелейшим замесом векового крепостничества на собственных горбах, которое полностью их парализовало – вот краткие, но вполне достоверные характеристики моих предков и моих современных родственников.

      Впрочем, надеюсь, вы понимаете, что приведены они мной с некоторой долей зловещего любования. Я не собираюсь отказываться от своего рода. Предков не выбирают.

      Среди моих родственников нет не одного мало-мальски состоятельного и влиятельного человека. Сантехники, сварщики, подсобные рабочие – вот перечень профессий, свалившихся на них в этой жизни.

      Я, невольно ставший журналистом, и мой брат Сергей, вполне осознанно выучившийся на инженера, смотрятся едва ли не глыбами социальной стратификации во всей моей многочисленной родне как по материнской, так и по отцовской линии.

      Лишь в институте, в силу благословенной оторванности от родительских чакр, смог я выучиться более-менее сносно орудовать левой рукой и стричь ей ногти на правой. Но до сих пор стрижка ногтей вызывает во мне некоторое внутренне напряжение.

      Анекдот в тему. Не могу удержаться, чтобы не рассказать его, хоть это и утяжеляет развитие сюжета.

      Впрочем, никакого сюжета в этом произведении нет, так что я чувствую в себе разрешение пороть всё что угодно.

      Поэтому анекдот. Я услышал его в студенческие годы и долго над ним смеялся. Видимо, таким хорошим был рассказчик. Я не столь хорош, особенно по части анекдотов, но тем не менее. Анекдот остроумен и в чём-то даже изящен.

      Великая Отечественная война, год этак сорок третий. В советском окопе сидит молодой лейтенантик и пилочкой обрабатывает ногти. «Эй, рядовой!» – подзывает он солдата. – «Глянь-ка в бинокль, нет ли там у фашистов блондина с голубыми глазами?» Рядовой вскидывает бинокль и обозревает сквозь него вражескую линию окопов. «Нет, товарищ лейтенант!» – отвечает бодро. Лейтенантик меняется в лице. «Тогда огонь!» – вопит он высоким истеричным голосом, оттопыривая мизинцы на белых ладошках. – «Беспощадный огонь!»

      Не смешно?.. А я смеялся от души. Просто ухахатывался…

      В девяностые годы дело было – может, поэтому. Тогда нравы были посвободнее,