Изгнанная жена дракона. Хозяйка лавки «Сладкие булочки». Светлана Томская

не найти. Она ведь мне не родная бабушка, а двоюродная, и мой муж не знает, где она живет. Значит, и не найдёт.

      Дорога пошла не очень. И Лети замолкает из опасения прикусить язык. То ли наледь, то ли разбитая грязь замерзла ухабами. Свертки, коробки, другие посылки подпрыгивают на кочках. Трясет.

      – Долго не решалась, ведь муж-то по-хорошему отпускать и не собирался, – продолжает Лети. Похоже, ей надо было кому-то выговориться, понять, что ее никто не винит. – А тут, – она впервые всхлипывает, отворачивается. – Еле поднялась. Он-то уже спал. А я краюшку хлеба, фляжку с водой, документы в сумку – и бежать. Знала, что дядька Шнаур сегодня на почтовой карете.

      Она замолкает и ждет моей реакции.

      Что мне ей сказать? Что она молодец, что вовремя сбежала? Так я даже не знаю, как здесь относятся к сбежавшим женам. Что, если их ждет слишком жестокое наказание?

      Я когда-то не нашла в себе смелости сбежать. Подруге жаловалась. Так меня выставили и сына забрали. Я билась, долго отстаивала свое право воспитывать сына в разных судах, а потом… Потом он перешел к другого рода действиям…

      Внезапно карету подбрасывает. Лети вскрикивает и подскакивает, цепляясь за стенку, а Дэйрон просыпается.

      Снаружи раздается громкий треск, испуганное ржание. Карету снова дергает, теперь уже сильнее. Коробки и тюки натягивают веревки до предела.

      – Н-но! Стоять! – доносится крик возницы.

      Лети бросается к двери:

      – Надо выпрыгивать! Кони понесли!

      Грохот копыт и коробок в карете заглушает её слова. Нас швыряет из стороны в сторону. Я прижимаю сына к себе, стараясь защитить телом. Один из тюков срывается с привязи и летит прямо на нас. Лети пытается увернуться, но тут карета кренится набок.

      В щели между досками вижу, как мелькают деревья – мы несемся прямо к лесу. Дэйрон надрывается от плача.

      Удар, хруст дерева. Нас подбрасывает в воздух, и на мгновение возникает чувство невесомости. А потом все переворачивается.

      Инстинктивно группируюсь. Еще удар. Карета кувыркается, как игрушечная. Сквозь грохот и треск слышу, как лопаются веревки, и вещи летят во все стороны.

      Наконец, все замирает. В ушах звенит. Дэйрон все еще плачет – значит, жив. Осторожно шевелюсь. Вроде цела, только ушибы и царапины.

      – Лети? – зову хрипло.

      Тишина. Через выбитую дверь падает солнечный свет. В его луче кружится пыль и… что-то красное. Сердце сжимается. Осторожно поворачиваю голову.

      Лети лежит неестественно вывернувшись. Из-под её волос расползается темное пятно. Глаза широко открыты и неподвижны.

      Меня начинает трясти. Прижимаю к себе Дэйрона крепче, и он затихает, словно чувствуя мой страх.

      Вдох-выдох. Я жива. Ребенок жив. А, значит, это не самое худшее, что могло произойти, ведь так?

      Голова отказывается соображать, а эмоции как будто блокируются. Действую чисто механически. Нахожу первую попавшуюся сумку с какими-то бумажками, складываю туда всю еду, которая оказалась в доступе сейчас, и фляжку с водой, валяющуюся на матрасе между тюками.

      На