Рай на краю океана. Сара Ларк

Хелен. Ни один мужчина не стерпит, чтобы его назвали трусливым ездоком. Уильям, естественно, скривился, но Илейн ничего не заметила. Она увлеченно рассказывала о «майском дереве» и о цветах, которые положит под подушку.

      «Она совсем ребенок», – думал Уильям, и это обстоятельство он воспринимал как извинение за то, что Илейн только что унизила его… и за то, что он влюбился в Куру.

      Когда вскоре после этого Илейн собралась уходить, он проводил ее на улицу. Это подразумевалось само собой – он ведь джентльмен. Прощальный поцелуй, впрочем, был довольно коротким, но Илейн не заметила этого. В такой близости от строгого взора бабушки она не решалась на дальнейшие нежности, потому что Хелен наверняка заметит, если Келли будет продолжать лаять. Как и прежде, собака терпеть не могла, когда Уильям обнимал и целовал ее хозяйку.

      Когда Баньши тронулась с места, Уильям смотрел вслед Илейн, испытывая почти облегчение. Чтобы лошадь согрелась, она пойдет шагом, пока Мейн-стрит не останется позади, а потом помчит домой, сопровождаемая щенком колли. Наверное, ей будет даже весело. Уильям покачал головой. Многое в поведении Илейн для него навсегда останется загадкой. В отличие от Куры…

      Кура-маро-тини украдкой выскользнула из дома. Свет в салоне Хелен только что погас. Ее отправили в комнату, но она жила на первом этаже и из окна видела, как Уильям прощался с Илейн.

      Уильям обрадовался, что не целовал Илейн по-настоящему. Ему было бы неприятно, если бы Кура, словно ненароком прислонившаяся к стене справа от входной двери, увидела его в объятиях другой. Ни в одно окно Куру не было видно. Она набросила шубу, но не стала ее застегивать, из-под нее виднелось похожее на пальто платье. Верхние три кнопки уже расстегнуты. Распущенные волосы стекают по светлому лисьему меху, казавшемуся серебристым в свете луны.

      – Мне нужен свежий воздух, внутри слишком жарко, – произнесла она, поигрывая пуговицей на платье.

      Уильям подошел ближе.

      – Вы прекрасны, – восхищенно произнес он, тут же ругаясь про себя. Почему ему не пришел в голову никакой другой комплимент?! Обычно ему легко удавалось подбирать слова.

      Кура улыбнулась.

      – Спасибо, – негромко произнесла она, растягивая слово в мелодию, обещавшую рай на земле.

      Уильям не знал, что ответить. Медленно, с благоговением, почти испугом он коснулся ее волос. Они были гладкими как шелк.

      Кура задрожала. Кажется, ей холодно. Но разве она только что не сказала, что ей было жарко?

      – Странно, что где-то в другом месте сейчас лето, – пел ее голос. – В Ирландии у вас тоже есть такие праздники…

      – Только первого мая, а не в конце июня, – ответил Уильям, и голос его внезапно охрип. – Раньше его называли Бельтейн. Праздник весны…

      – Праздник плодородия, – произнесла Кура манящим голосом. – «Когда приходит лето и деревья стоят в красивом цвету…»

      Когда Кура запела, заснеженная улица Квинстауна вдруг исчезла… Казалось, Уильям снова был в Ирландии, где целовал