Художник войны. Максим Бутченко

человеку позволяет ему оторваться от притягивающей его электрической дуги. Раздался хлопок, похожий на взрыв петарды. Мужик отлетел на метр и плюхнулся в большую лужу посреди выработки. Это падение запечатлелось в памяти Антона замедленной съемкой: серое тело отлетает назад и падает в воду, производя взрыв в мутной луже, каска слетает с головы, свет коногонки откидывается назад и слепит ему глаза, глухой стон пострадавшего словно растягивается во времени.

      На деле же все произошло быстро: бах – и мужик «отбит». Антон протянул ему руку:

      – Как ты там, живой?

      Страдалец, тяжело дыша, кивнул головой, поправил каску и присел. Пару минут они просто молчали. Один замер, сидя на распиле, только слегка подергивался свет от его лампы. Второй возвышался над ним, как дерево в донбасской степи.

      – Как зовут тебя, друг? – спросил спаситель.

      – Николай Николаев, – смущенно ответил тот.

      Антон подыскивал слова, перебирал их, словно руками, стараясь найти более удачную шутку, но в голову ничего дельного не лезло:

      – Ну и угораздило тебя, Николай Николаев! Идти можешь?

      – С трудом, – проговорил Николаев и оглянулся, словно искал кого-то еще. Но темнота покрыла даль выработки, ни зги не видно, и только один незнакомый ему мужик пытался чем-то помочь.

      – А как тебя зовут? – спросил хрипловатым голосом Николаев.

      – Антон я. В детстве страдал из-за имени. С тех пор ненавижу картошку, – пошутил Неделков.

      Николаев усмехнулся, а потом медленно, растягивая слова, произнес:

      – Никогда не забуду, что ты сделал, Антон.

      Оба шахтера присели на подбоину передохнуть. Тишина пыталась растворить их в себе, но капли, падающие с «замка» на противопожарной трубе, звонко разбивались об какую-то железяку и тем самым методично нарушали эту пресловутую тишину.

      – Как живешь, женат? – ради поддержания разговора сказал Антон.

      – Да, женат. И дети есть. Мама у меня больная, лежачая, отец еле ходит – ему под восемьдесят. Я поздний у родителей. А ты женат? Хорошо живете? – спросил Николай.

      Антон замялся. Ему хотелось сказать, что да, но брак с Любой давал первые трещины. Поэтому он промолчал.

      – Скоро ребенок родится, – похвастался он. – Жду его. Знаешь, дети – это ведь продолжение нас самих. Я бы хотел, чтобы в моей дочке или сыне жил я. Они продлили бы мое существование.

      – Э, брат, ты загнул, – с улыбкой ответил Николай. – Дело в том, что дети – это так же естественно, как снег зимой. Как тебя зима будет продлевать?

      Антон не понял метафоры. Он вообще привык к простым словесным формам. Его собеседник заметил смущение.

      – Помоги выехать на поверхность, – сменил тему Николай.

      И больше двух часов они, приобнявшись, ковыляли по грязи, пыли, воде, разливающейся из сточных канав. И все это время травили байки, обсуждали нити и узлы запутанного клубка жизни.

      Еще несколько раз они встречались в шахте при спуске-выезде. Обычно