Жена Нави, или прижмемся и перезимуем. Кристина Юрьевна Юраш

семь лет оттарабанила в музыкальной школе по классу скрипки? Чтобы какая-то ветка пыталась поиграть в офтальмолога?

      – Это была хорошая попытка, – увернулась я, чувствуя, как ветка прошлась по моему лицу.

      Каждая ветка пыталась проверить мое зрение и тут же сделать операцию по удалению «плохо разглядевшего ее» глазика.

      – Ау! – кричала я, слыша, как мой голос уносит метель. – Ау! Ау!

      Буранушка упорным трактором расчищал дорогу, пока я высматривала несчастную потеряшку.

      – А здесь медведи водятся? – спросила я у Буранушки, когда мы миновали густой ельник.

      – Водятся, но только друг с другом! С другим зверьем они не водятся! – послышался запыхавшийся голос Бурана.

      – Сюда! – кричала легконогая волчица, вылетай из-за елок. Ее снежный хвост огибал могучие стволы древних елей.

      Буранушка подналег, ворча на все лады. Я пыталась удержаться на медведе, вцепившись в его густую и жесткую шерсть.

      Из-за густого ельника показалась полянка с огромной даже по меркам древнего леса елкой. Чириканье и стрекотание птиц стало громче. С ветки слетела сорока, пролетев прямо перед моим лицом.

      Я прислушалась.

      Раньше для меня это обычное чириканье. Так сказать, ничего не значащий фоновый шум. Но сейчас это были осмысленные фразы. Стайка воробьев сидела на сугробе. Стоило кому-то крикнуть: «Человек!», как это подхватывали другие птичьи голоса, сливаясь в один гомон.

      – Человек!

      – Че вовек! Чемонек!

      – Чучубек! Чебучек! Черевек!

      – Дровосек!

      Мне показалось, что среди птичьих голосов я расслышала даже нечто отдаленно похожее на интимные пристрастия дровосека и любовь к чебурекам. В гомоне все слова сливались воедино, как вдруг все чей-то воробьино – истеричный голос заорал громко и отчетливо:

      – Сме-е-е-ерть!!!

      В этот момент воробьи притихли и вспорхнули с сугроба.

      – Где?! – обалдела я, вертя головой. Воробьи тут же пересели на соседний сугроб.

      – Рядом! Гадом! Садом! Каким садом! Что рядом! Градом!

      Опять их крики слились в неразличимый гомон.

      – Сме-е-ерть!!! – истерично заорал кто-то из них, как бы подытожив игру в испорченный телефон. Они снова вспорхнули и отлетели подальше.

      – Идиоты! Идиоты! – перекрикивался кто-то из заснеженных ветвей.

      – Ага, Ага! – соглашался уже другой птичий голос. – Угу! Угу!

      Это казалось таким удивительным, что я на секунду заслушалась. Иногда я думала, плохо, что с птичками умеют общаться только героини мультиков. А вот сейчас понимаю, что у меня это тоже неплохо получается!

      – Там она! – крикнула Метелица, ведя нас к огромной ели. Только сейчас я увидела сначала брошенную в снегу корзинку, а потом и саму потеряшку.

      В заснеженном лесу возле огромной заснеженной ели стояла девушка. На ней был коричневый тулуп, валенки и еще один платок, обмотавший тулуп сверху.

      – Ой, жарко у вас тут! Ну что ж! Посидела я, отогрелась! Благодарствую, братья – месяцы! – слышался ее голос. – Иначе бы