Раннее (сборник). Александр Солженицын

дорога,

      Вы можете смеяться и шутить!..

      А я старик седой, я пережил так много…»{52}

      И всё,

      И это тоже всё

      Оборвалось…

–

      …Вечером как-то спешил я к их дому,

      Слякотью мартовской, поздней зимой, –

      Перед дверьми их стоял незнакомый

      Автомобиль легковой.

      Тускло желтелся в дожде-косохлёсте

      С визгом качаемый ветром фонарь –

      Дверь отворилась – и странные гости

      Вышли в ночную недобрую хмарь:

      В гладких пальто одинаковых двое,

      С поднятым чёрным воротником,

      И между ними – отец, расстроен,

      С беленьким узелком.

      Видя меня – он не видел. И сердце

      Сжалось, предчувствуя быль.

      Вспыхнули фары – хлопнули дверцы –

      Брызгая, вырвался автомобиль…

      В дому ещё дымилось жертвоприношенье

      Каким-то злым, неведомым богам…

      Лежали в грудах книги после потрошенья

      И оползнями рушились к ногам.

      Ковры комком. Столы и шкафы – настежь.

      Бельё, посуда и постели в кучи свалены.

      И – шкура на полу.

      Как будто этой вот ощеренною пастью

      Медведь налютовал, сорвавшись со стены.

      Здесь сутки обыск шёл. А найден был лишь снимок

      И унесён трофеем он один:

      Съезд энергетиков; меж ними –

      И Федоровский, и… Рамзин[3].

      Кто б знал тогда, что не удастся навести

      В квартире этой – раз разрушенный уют?

      Лиха беда – беде прийти,

      А пабедки добьют{53}.

      Исчез, как канул зять. И тёща в тех же днях

      Была параличом разбита.

      Недели не прошло – и Миша на коньках

      Упал – ударился – сгорел от менингита.

      В их мрачный дом, потуплен и стеснён,

      Я редко стал. Мне чудилось, что мать пытала немо:

      Ведь вот, ты жив. Ты – жив. Зачем же он?

      Зачем же он так рано взят на небо?

      Но заболела Ляля. И

      В день солнечный, скача через ручьи,

      В день, бурно лившийся водою талой,

      Я к ней пришёл. Она одна лежала,

      Худые руки белые за головой держала,

      Рукав халата повисал крылом безсильным птицы,

      Сползала книга с одеяла.

      И вздрогнула: «Серёженька! Иди сюда, мой рыцарь!

      Что долго не был ты? Я так тебя ждала.

      Ты так мне нужен, так сейчас мне нужен!

      Ну, расскажи – как школа? Я давно там не была…

      Погода как? Снег почернел? И лужи?..

      Шёл ночью дождь. Я ночью не спала,

      К окну вставала, слушала из темноты,

      Как трубы водосточные шумели…

      Скажи, дружок, а ты…

      Ты знаешь, где живёт Джемелли?»

      – «Да кто ж не знает?!» – «А не выдашь тайну?..

      Вот это вот письмо – мгновенно, моментально…»

      – «Конечно, Ляля, дай!» Порывисто привстав,

      За шею обняла меня ладонями в жару:

      «…Но если не пойдёт с тобой,

      не станет отвечать –

3

Л. К. Рамзин – в 1930 был осуждён как «глава Промпартии».