Раннее (сборник). Александр Солженицын

ты дел?» – «Куды?

      Та я ж кажу – забралы». – «Кто?!» – «Жиды».

      – «Но столько лет ты чем живёшь? Каков твой труд?»

      – «А побыраюсь я. Шо люды добрые дадут,

      Хто в мэнэ запрежь зароблялы гроши».

      – «И что ж, дают?» – «Дают. Хто хлиба, хто сальца».

      Чекист осклабился: – «Ка-ким ты был хорошим!

      За ридного отца?..»

      Вздохнул старик: – «Нэ так, як вы, хозяйнував:

      Сам жив – и людям жить давав.

      А шоб уси равны булы –

      Того нэ будэ николы.

      Нэ будэ нас, так будут иньши,

      Ще, мабуть, гирши люды, злиши…»

      Чекист поднялся резко: «Ну,

      Там разберёмся, в ГПУ.

      Не из таких в подвалах выбивали блажь.

      Подумаешь – и зубы сдашь».

–

      Но не нашли у деда золота. Отпущен был домой

      Развалиной оглохшей, с перешибленной спиной.

      Два года жил ещё. Похоронил жену.

      – «Пиду к остроголовым подыхать{39}.

      Нэ прожинут!»

      Огонь глаза тускнеющие облил.

      «Воны мэнэ ограбылы, убылы, так нехай

      На гроши на мои хочь гроб мни зроблять».

      Надел поверх рубахи деревянный крест,

      В дверь ГПУ вошёл – и навсегда исчез.

      Глава четвёртая. Ту, кого всего сильней…

      Ту, кого всего сильней

      В мире любишь ты, – убей!{40}

Из романса 20-х годов

      Теперь уж кажется преданьем

      Такой приветный щедрый дом –

      Нароспашь, искренно, ребром –

      Где рады близким, рады дальним,

      Где остро спорят вкруг стола,

      Где пьют-едят довесела,

      Где заливаются девчёнки,

      Где за минуту комнатёнку

      То в зал расчистят танцевальный,

      То разделят на десять спален,

      Старинный ветхий шкаф зеркальный

      Перенесут и повернут,

      Где книг расходных не ведут,

      И не считают ртов утайкой,

      Где дышит доброю хозяйкой

      Ненарушаемый уют.

      Всё было просто. Все – просты.

      Теперь не то. Теперь не так.

      И если где горит очаг –

      То двери заперты.

      Всегда открытое радушье!

      Тебя всё меньше в русской жизни.

      Твой дар усталостью иссушен

      И подозрительностью изгнан.

      Наш быт рассчитан и суров.

      Уж больше нет таких домов.

–

      Немало лет прошло с тех пор.

      От взгорбка Среднего проспекта,

      Где взбросил в небо архитектор

      Теперь уж снесенный собор,

      Где в сквере, убранные в ленты,

      Детей возили чинно пони,

      Где спали львы на постаментах,

      А на колончатом балконе

      Встречали девушек студенты,

      Где Банк приземистый с фронтоном

      Улёгся чудищем ампира, –

      Оттуда, в ряд домов втеснённый,

      Стоял их дом неподалёку,

      И в первом этаже квартира

      Во двор сияла светом окон,

      Звала субботами