И время, и сны. Роман Владимирович Арефкин

помню…

      Куто посмотрел на музыканта. На этот раз на лице мужчины не было

      привычной, казавшейся нескончаемой улыбки. Серьёзный, проникновенный

      взгляд, плотно сжатые губы. Мужчина небрежно прикоснулся рукой к голове.

      – Это нормально, маэстро… – необычно спокойным тоном проговорил он. —

      Должно быть, пугает немного, но так, в принципе, и должно быть.

      – Должно быть? – удивился Гайгер. – Но я не понимаю…

      – Я тебе уже говорил, – прервал скрипача Куто, – ты всё поймёшь, когда мы

      прибудем к месту назначения и… всё встанет на свои места.

      – Мой ключ…

      – Твой ключ в надёжном месте. Ты его получишь, не сомневайся.

      – Знаешь… – Гайгер помедлил, подбирая нужные слова. – В ночь перед

      твоим визитом я видел кое-что.

      К удивлению музыканта, который ожидал совсем иной реакции от своего

      спутника, Куто улыбнулся и несколько раз кивнул, словно понимал, о чём тот

      хочет сказать.

      – Всё должно вернуться на свои места, дружище… – наконец Куто отвёл

      взгляд. Очевидно, суета в каюте напротив привлекла его внимание. – Мы уже

      рядом.

      Меж тем, в соседней каюте моторист Нейл тоже проснулся. К удивлению

      священника и послушника, пронырливый моторист откуда-то достал какую-то

      бутылку и вручил её священнослужителям, заявив, что с него лично хватит: до

      нового рабочего дня оставались считаные часы.

      Священник и его послушник не стали противиться, охотно приняв щедрый дар.

      Когда Нейл ушёл в свою каюту, Фландрий и Обей заняли свои койки, но Гайгер

      уже не питал иллюзий относительно возможности провести в тишине

      предутренние часы. Не имея более топлива для возлияний, священнослужители, тем не менее, были в более чем приподнятом духе и

      чувствовали себя хорошо.

      Сперва они обменялись друг с другом какими-то фразами на латыни. Каждая

      фраза сопровождалась смехом. Затем – и этого не ожидал Гайгер, который уже

      считал, что пределы скабрёзности данной компании ему известны, —

      священник и послушник затянули весёлую, но пошлую песню, авторство

      которой разумно не раскрывалось.

      «Два монаха в одну ночь трахнули аббата дочь,

      А аббат тот говорит – Я на вас, сыны, сердит!

      Наложу епитимью, коли сразу не убью!

      Знаю – это будет грех, сладок плод земных утех!

      Кайся поп – простят грехи, главное чтоб цвели верхи!

      Важно – чтоб мокро внизу, коли в ад я попаду!»

      Куто, слушая это творчество, не мог удержаться от смеха, что не укрылось

      от внимания раззадорившихся священнослужителей. Отец Фландрий был

      совсем не против, его лицо, обрамлённое сединой, раскраснелось, и Гайгер в

      каой-то момент подумал, что священник может быть совсем недалеко от

      инсульта, что было бы весьма неудобным обстоятельством при той работе, что

      он делал. С другой стороны, при Фландрии был его верный послушник.

      Скрипач