.

слепым и стерильным, но, скорее всего, с ним все нормально. Держит где-нибудь бакалейную лавку. Может, даже, помоги им Господь, владеет сетью ресторанов «Эпплби». Почему нет? Тогда ему было шестнадцать. С тех пор много воды утекло. Ошибка юности. Все в прошлом. А Регги? И Регги в прошлом. Скелет внутри истлевшего костюма под надгробной плитой на Мишн-Хилл. Иногда Сандерсон даже не может вспомнить, как он выглядел.

      – Мы с Дуги играли в Бэтмена и Робина, – говорит папа. – Это была его любимая игра.

      Они останавливаются на светофоре, на перекрестке Коммерс-уэй и Эйрлайн-роуд, где скоро произойдет нечто малоприятное. Сандерсон смотрит на отца и улыбается:

      – Да, папа! Точно! Мы даже как-то пошли собирать конфеты на Хеллоуин, нарядившись Бэтменом и Робином, помнишь? Я тебя уговорил. Крестоносец-в-Плаще и Чудо-мальчик.

      Папа смотрит прямо перед собой и молчит. О чем он думает? Или все его мысли сгладились до несущей частоты? Сандерсон иногда представляет, как может звучать эта почти ровная линия: м-м-м-м-м-м-м. Как гул тестовой сетки в старом телевизоре, черно-белом, еще до кабелей и спутников.

      Сандерсон по-дружески сжимает тонкую руку отца под шерстяным рукавом:

      – Ты напился до чертиков, и мама страшно ругалась, но я здорово повеселился. Это был лучший Хеллоуин в моей жизни.

      – Я не брал в рот ни капли, если жена была рядом, – отвечает папа.

      Да, думает Сандерсон, когда на светофоре включается зеленый. Она тебя отучила.

      – Помочь тебе разобраться с меню, папа?

      – Я умею читать, – отвечает отец. Читать он уже разучился, но в их уголке светло, и папа сумеет разглядеть картинки даже в темных гангстерских очках дядюшки Джуниора. К тому же Сандерсон знает, что он закажет.

      Официант приносит им холодный чай, и папа говорит, что возьмет рубленую котлету, слабо прожаренную.

      – Чтобы была розовая, но без крови, – говорит он. – Будет с кровью, отправлю обратно.

      Официант кивает:

      – Как обычно.

      Папа смотрит на него с подозрением.

      – На гарнир зеленую фасоль или капустный салат?

      Папа фыркает:

      – Издеваешься? Какая зелень? В тот год даже дешевенькая бижутерия не продавалась, о крупняке и думать забудь.

      – Капустный салат, – говорит Сандерсон. – А мне, пожалуйста…

      – Голяк, а не зелень! – произносит папа с нажимом и надменно смотрит на официанта, как бы спрашивая: ты посмеешь мне возразить?

      Официант, который обслуживал их уже не один раз, только кивает и говорит:

      – Просто салат. – Потом обращается к Сандерсону: – А вам, сэр?

      Они едят. Отец не хочет снимать пальто, поэтому Сандерсон просит пластиковый слюнявчик и повязывает папе на шею. Папа не возражает, возможно, он вообще этого не замечает. Немного капусты падает ему на брюки, но слюнявчик улавливает почти все капли грибного соуса. Под конец обеда отец сообщает во всеуслышание, что ему так сильно хочется в туалет, что он прямо чувствует вкус мочи в горле.

      Сандерсон