Чумной день. Владислав Некрасов

услышал собственный осипший голос. На мгновение после пробуждения или ещё во сне Кирилл поверил в ангелов. Теперь же перед ним стоял сам Бог? Тот, кто вернул его из темноты. Зачем? За что?

      – Мне нужна лишь твоя вера, – изрекло Существо, вытянув указательный палец. – И сердце. С верой приходит любовь, а с любовью начинается жизнь. Ты же хочешь жить?

      Кирилл, прижимая ладонь к груди, задумался. Он прикусил губу. Жить? Конечно, он хочет. Но жить больным? Не жить, а даже доживать. Каждый день терпеть боль, искать помощи, не находить, выносить жалостливые взгляды друзей… Видеть, как с ним носится Вадим. Как он страдает, переживая. Постоянно спрашивая, как он, прекрасно зная ответ… Нет, так Кирилл жить не хотел. Но и умирать тоже. Тем более умирать медленно, день за днём, кашляя, глотая таблетки, бегая в туалет, пачкая рот, потея, чувствуя озноб, не в силах что-либо изменить… Разве только прекратить. На своих условиях. Ладонь у груди сжалась в кулак.

      Существо шагнуло вперёд. Кирилл рефлекторно отстранился. Белая ладонь замерла. Указательный палец вперился ему в грудь.

      – Слушай. – Кирилл поднял взгляд. Существо не моргало. Сплошные белки вместо глаз буравили его насквозь, пригвождая к дощатому полу. – Прислушайся. К своему телу. К своим ощущениям. Ты всё ещё не веришь, что вернулся? Что снова жив?

      Кирилл опустил глаза. Помимо зудящего звона в ушах, он расслышал стук своего сердца. Такого тихого, спокойного, живого. Ни кашля, ни пота, ни слабости. Он ничего не чувствовал. Даже натёртая шея не болела. Кирилл был в полном порядке.

      Палец Существа – Бога – коснулся его груди слева. Он ощутил невесомое, облегчающее тепло и невольно улыбнулся. Вновь глянув на лицо перед собой, Кирилл больше не испытывал страха. Только восторг.

      – Избавься от последней вещи, связывающей тебя с миром тёмной лжи, и прими светлый день.

      Кирилл, оттянув мокрый джемпер, так и сделал: снял цепочку крестика и бросил под голые ноги божества. Оно отошло, поморщившись своим безносым лицом.

      – Дитя. – Белый рот растянулся в лучезарной улыбке. Перед Кириллом расплылась белая дымка. – Отринь ночь – прими день.

      Кирилл с тихим стоном схватился за грудь. Он не мог вдохнуть. Кирилл согнулся, уставившись распахнутыми глазами в пол. Лежащий перед ним крестик скрылся в неведомо откуда взявшемся белом тумане. Шею Кирилла словно снова сдавила верёвка. Он схватился за горло и зашёлся в сухом кашле, не в силах ни разогнуться, ни вдохнуть. «Нет», – мелькнула в голове мысль. Он всё-таки умер и провалился в вечную агонию или ещё умирал. Не было никакого дома и уж тем более перед ним не возникал никакой бог… Прямо сейчас Кирилл окончательно задохнётся, и боль наконец исчезнет. Навсегда или лишь сменится другой. Возможно, более мучительной – за то, что он сделал, а не каким был, – но её уже никто не увидит, кроме него. Всё закончится, так или иначе. Как он и хотел…

      За спиной хлопнула дверь. Проскрипели быстрые шаги, и Кирилл ощутил, как когда-то, только в темноте, но тоже на полу,