Путешествие в окружающие миры животных и людей. Теория значения. Якоб фон Икскюль

Алексей Шаров и Мортен Тённисен отмечают: «Одновременное использование термина „живой организм“ к искусственным системам было бы путаницей и вводило бы в заблуждение. Лучше и точнее использовать термин „агент“, который одинаково подходит и для живых организмов, и для созданных человеком автономных устройства»[11]. Последователь Икскюля из области культурной антропологии Эдуардо Кон предпочитает использовать для своих субъектов понятие «самость»[12].

      Что же, однако, со второй возможной интерпретацией теории субъективности Канта? Она имеет форму трансцендентальной, а не психологической интерпретации и была развита в позднем неокантианстве (Пауль Наторп) и в какой-то мере в феноменологии Эдмунда Гуссерля после его трансцендентального поворота. Если ее предельно упростить, то она заключается в том, что познающий субъект не является собственно биологическим существом. Любое существо, перед которым могла бы возникнуть проблема познания, пришло бы к формированию инструментов и элементов, родственных человеческой науке, используя логику, математику, эксперимент, модели пространства и времени и т. д. У Гуссерля близкая идея выражена иным образом: восприятие и познание мира сущностно сходно для всякого сознания интенционального типа: так, Бог не имел бы никаких преимуществ перед человеком в познании вещей внешнего мира[13]. Применительно к работам Икскюля напрашивается в этом контексте следующий вопрос: не стоит ли предположить, что всё же существует возможность заглянуть за пределы своего «мыльного пузыря» и открыть перспективу окружающих миров других существ? Очевидно, что работы самого Икскюля открывают нам именно такую возможность: они дают нам объяснение (в «Путешествиях» часто сопровождаемое иллюстрацией), позволяющее до определенной степени понять поведение самых разнообразных существ – от клеща и астронома до девушки и коровы. Икскюль не может обойти этот вопрос и обращается к нему в финале обеих публикуемых здесь работ. В «Путешествии» его критический ответ на возможность расширения горизонта человеческих окружающих миров заключается в том, что у самих ученых, представителей разных дисциплин, они различны: «…роль, которую играет природа как объект в разных окружающих мирах естествоиспытателей, глубоко противоречива. Если мы попытаемся охарактеризовать ее объективные свойства, получится хаос». Это соображение является глубоко скептичным и может быть прочитано как выражение культурного кризиса научного миропонимания начала XX века, которое погружается в состояние всё большей дисциплинарной фрагментации и специализации, утрачивая роль интегрирующего мировоззрения, каким оно еще выступало в конце XIX столетия[14]. В заключении «Теории значения» Икскюль вновь возвращается к этому фундаментальному философскому вопросу, в той или иной форме пронизывающему все современные научные дисциплины и философские дискуссии

11

Sharov A., Tønnessen M. Semiotic Agency: Science beyond Mechanism. Springer, 2021. P. 184.

12

См.: Кон Э. Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека. М.: Ад Маргинем Пресс, 2022. С. 114 и далее. Самого Икскюля Кон, впрочем, удостаивает, кажется, лишь единичным упоминанием.

13

Любая вещь внешнего мира принципиальным и неустранимым образом дается нам в каком-то аспекте, и число этих аспектов бесконечно. Познание «вещи самой по себе» во всей полноте и абсолютности невозможно: «…к неустранимой сущности корреляции „вещь и восприятие вещи“ принадлежит такое продолжающееся in infinitum несовершенство. <…> Ни один бог не способен что-либо переменить в этом – как и в том, что 1+2=3, или в том, что существует какая-либо иная сущностная истина» (Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга первая. М.: Академический Проект, 2009. С. 132–133 [§ 44]).

14

Эту интеграцию оно, впрочем, выполняло во всё более «вульгарной форме», если вспомнить эпитеты, которыми классики марксизма награждали Л. Бюхнера, К. Фохта или Я. Молешотта. Их популярность, сюда же можно добавить и Э. Геккеля, в свое время была столь же велика, как и у их современных мировоззренческих продолжателей, например, у Р. Докинза или С. Пинкера. Однако если в конце XIX – начале XX века она достигала размаха массовых идейно-мировоззренческих движений и ассоциаций, то сегодня выражается, кажется, только в тиражах книг соответствующих авторов.