Аглъчанъ. Лев Михайлович Портной

лет, как он плакал за кустами шиповника.

      Теперь матушка не придет, не возьмет за руку, и могучее дерево осталось далеко. Через неделю Воронцов подробно опишет, как Кирилл Карлович помог супостату Огиньскому проехать пол-Европы. Доклад прочитает дядюшка Евстигней Николаевич! А еще и реляция! Не ординарная и даже не секретная, а секретнейшая реляция! Значит, лично в руки ее императорскому величеству! Господи, что скажет государыня-матушка! Каково будет старому князю краснеть перед императрицей из-за племянника! Выскочки, граф Зубов и граф Безбородко, не преминут попрекнуть князя Евстигнея Николаевича. Да и граф Морков!

      Ах, Кирилл Карлович, Кирилл Карлович! Что же ты?! Так-то отблагодарил дядюшку, своего благодетеля…

      Осталась неделя! Нужно было что-то сделать за это время! Но что? Что он мог сделать? Вернуться в Гамбург? Изловить злодея Огиньского?

      Воронцов не замечал смятения юноши. Он продолжил как ни в чем не бывало.

      – Князь Карачев прибыл в миссию на свое содержание, – сообщил Семен Романович.

      Лизакевич спрятал усмешку. Смутившись, юный князь потупил глаза. Наверняка, все догадались, как понимать тот факт, что он прибыл служить за свой счет.

      В указах о назначении дипломатического агента предусматривались суммы на содержание, на проезд, на заведение дома. Вслед за таким указом следовал указ казначейству. Штатс-контора, как по привычке называли казначейство, выплачивала деньги дипломатическому агенту. Таков был установленный порядок.

      Однако когда князь Евстигней Николаевич обсуждал с государыней Екатериной назначение племянника, ее величество решила в виде исключения нарушить правила. Императрица справедливо опасалась, что хороший оклад юному князю послужит примером для других. К ней тотчас прибегут просители с племянниками, собранными со всех медвежьих углов и коровьих лугов. Потому указ о назначении Кирилла Карловича дипломатическим агентом предусматривал выплату ему всего лишь десяти тысяч рублей на проезд. Зато из собственного ее императорского величества кабинета государыня выделила юному князю Карачеву еще двадцать тысяч рублей.

      Евстигней Николаевич загадочно улыбался, когда рассказывал племяннику о щедрости матушки Екатерины. Но теперь, когда Воронцов представлял юношу сотрудникам миссии, князь заподозрил, что исключения из правил государыня делала для половины, а то и для всех дипломатических агентов.

      – Вакансий у нас покамест нет, – продолжал Семен Романович. – Так что князь Карачев будет состоять без должности. Лицом без всякого названия. Прошу любить и жаловать! Что ж, сегодня у нас много дел. Господа, более вас не задерживаю.

      Сотрудники миссии начали расходиться. Глядя в спину Чернецкого, князь Карачев вдруг подумал: а что же коллежский советник не рассказал об Огиньских за все время путешествия! Ведь знал Чернецкий, кто такая панна Ласоцкая. Но ни словом не обмолвился о ее родстве.

      В комнате остались