Похождения Фауста. Торжествующая преисподняя. Александр Фефилов

не желаю «путешествовать» в Сибирь! – Вы вызвали меня на откровение.

      Радищев

      Наш император Вам благоволѝт. И каторга Вам не грозит. Грозит забвение.

      К тому же пишете Вы только на немецком. Цензура думает – для иноземцев.

      Клингер

      Да, не в опале я пока. Не потому, что не для русских я пишу, – для немцев.

      Печатаюсь я не в России – вот мой козырь. В Лейпциге выходят мои книги.

      Пусть неизвестность бьёт меня по самолюбию, а за спиной плетут интриги.

      За то не жертвую собой, своей семьёй. Нет боязни, что установят автора.

      Радищев

      Усердствовать не станут. Не будут же копаться в родословной императора.

      Известно обществу. Это не тайна. Супруга Ваша знатного происхождения.

      В ней кровь течёт Екатерины и Орлова. Отсюда – цензорские послабления.

      Клингер

      Возможно. Но память будоражит цесаревич Павел и его внезапная кончина…

      Радищев

      История рассудит. И потомки разберутся, где следствие, а где его причина…

      (Оба замолчали, почувствовав, что перешагнули рубикон светского общения)

      Наслышан я о Вашей русофобии, в которую мне верить очень неприятно.

      Вы скáзывали – русских надо не учить, а палкой бить. Мне это не понятно.

      И – чтобы жить в России, надобно «иметь желудок, голова не пригодится».

      И – что Вы разделяете всех на «людей» и «русских». Как тут не стыдиться!

      Клингер

      Я самое плохое относил к верхам, а не к народу. Не доходил я до глумления.

      Критиковал я чаще своих немцев, а не русских. Всё остальное измышления!

      Радищев

      Я разделяю Ваши представления о народе в том, что нету в нём единства.

      Есть подневольные, есть их владельцы. Там ненависть, а здесь бесчинства.

      (после некоторого молчания)

      Узнал случайно, что написан Вами роман о Фаусте, его мирских деяниях.

      Клингер

      Всё больше о грехах людских и об отсутствии порядка и страданиях.

      Радищев

      На стенах знаменитого пивного заведения в Лейпцигском подвале

      я наблюдал изображенье Фауста. Алхимик там ретóртами завален.

      Готовит колдовское зелье, чтобы продлить своё земное пребывание.

      Клингер

      Он там изобретатель эликсира жизни. Так гласит народное сказание.

      В моём романе он – первопечатник. Ищет правду в мире и находит.

      Но не ту, которую искал. И за деяния свои он в преисподню» сходит.

      Я попросил издателя. Он экземпляр романа Гёте переправит.

      Мне кажется, что Вольфганг эту книгу без внимания не оставит.

      Хотя писал я «Фауста», не для его похвал. А если они будут, то не грóмки.

      Радищев

      Ах, Фридрих! Хочется, чтоб нас читали! Как современники, так и потомки!

      (входят в здание министерства)

      Сцена вторая. Мыльные пузыри метафизики

      Фауст

      Чем