Вертикаль. Место встречи изменить нельзя. Станислав Говорухин

– вокруг один и тот же пейзаж.

      Кого уж он там изображал, Великого кобзаря или Александра Довженко, но все ходил по степи с вдохновленным лицом, опираясь на суковатую палку. Наконец остановился, стукнул палкой о землю, сказал:

      – От туточки и будемо сныматы…

      И провалился по пояс в яму с говном.

      Летом на этом месте стояла кошара с пастухами, они вырыли яму для отхожего места. Уходя, присыпали яму землей…

      Артистка

      Я ее присмотрел еще в очереди к трапу самолета. Скромная провинциалочка, одета бедновато, толстая книжка под мышкой, ни саквояжа, ни женской сумочки. Но стать!.. Русые волосы, простое русское лицо, высокая белая шея с родинками у ключиц, крепкая грудь, бедра… Таких надо в кино снимать, терпеть не могу нынешних «селедок»…

      Я летел на Камчатку. Ученые предсказали извержение потухшего вулкана Толбачек. А мне как раз были нужны кадры извергающегося вулкана для нового фильма.

      В самолете места наши оказались с ней рядом. Едва погасло табло, я закурил сигарету. Стрельнула глазом в мою сторону. Держится отчужденно, уткнулась в книжку.

      Я достал вторую сигарету.

      – Позволите?

      – Курите уж…

      – А вы?

      Посмотрела на меня внимательно. Неловкими пальцами вытянула из пачки сигарету.

      – Чем это вы так увлечены?

      Захлопнула книжку, показала обложку. Станиславский, «Моя жизнь в искусстве».

      – О! Тогда я все про вас знаю. Ездили поступать в театральное училище? Так? Провалились…

      Улыбка милая, простая. Осветила лицо и погасла, только в глазах еще дрожат отблески света.

      – Поступила. Только в другой институт. Педагогический имени Крупской.

      – Вот те нате…

      – А что делать? Там все по блату. Папа – режиссер, мама – артистка, дядя – гардеробщик в театре. Надо уж или гору талантов иметь, или «свою руку»…

      – А вы сами про себя как думаете? Есть у вас талант, нет?

      – А конечно, есть, – посерьезнела она. – Иначе бы не удумала в такую-то даль ехать. Я пою хорошо, на аккордеоне играю… Передразнивать кого хошь могу…

      – Тогда надо добиться своего. При чем здесь педагогика…

      – А я и добьюсь. Поучусь вот годик, присмотрюсь, куда-чего… Обтреплюсь малость в столичной-то жизни. Нахальства наберусь. Чего я в своем Усть-Камчатске-то видела…

      Я рассмеялся. Ах, хороша девка! И ведь станет, рупь за сто ставлю, что станет артисткой, добьется своего.

      – Чего смеетесь? – спросила строго.

      – Да нет, я так… По-доброму. Ты, наверное, и в самом деле способный человек. Тебя и сейчас можно снимать в кино, без всяких институтов. Хороший типаж…

      – А неужели! Эта Теличкина-то ваша… Звезда! Господи, мямля! В минуту три слова едва выдавит… А у тебя нет знакомых-то в кино?

      – Есть, почему же… Есть и в кино…

      – Свел бы. Помочь не помогут, дак хоть присоветуют чего…

      – Можно…

      Она посмотрела подозрительно.

      – А не обманешь бедную девушку?

      – Тебя