Поэзия Саши Чёрного (1880—1932). Валерий Жиглов

форточку б махнул

      И весёлою нырялкой

      В синем небе потонул…

      Городская сказка

      Профиль тоньше камеи,

      Глаза как спелые сливы,

      Шея белее лилеи

      И стан как у леди Годивы.

      Деву с душою бездонной,

      Как первая скрипка оркестра,

      Недаром прозвали мадонной

      Медички шестого семестра.

      Пришел к мадонне филолог,

      Фаддей Симеонович Смяткин.

      Рассказ мой будет недолог:

      Филолог влюбился по пятки.

      Влюбился жестоко и сразу

      В глаза ее, губы и уши,

      Цедил за фразою фразу,

      Томился, как рыба на суше.

      Хотелось быть ее чашкой,

      Братом ее или теткой,

      Ее эмалевой пряжкой

      И даже зубной ее щеткой!..

      «Устали, Варвара Петровна?

      О, как дрожат ваши ручки!» —

      Шепнул филолог любовно,

      А в сердце вонзились колючки.

      «Устала. Вскрывала студента:

      Труп был жирный и дряблый.

      Холод… Сталь инструмента.

      Руки, конечно, иззябли.

      Потом у Калинкина моста

      Смотрела своих венеричек.

      Устала: их было до ста.

      Что с вами? Вы ищете спичек?

      Спички лежат на окошке.

      Ну, вот. Вернулась обратно,

      Вынула почки у кошки

      И зашила ее аккуратно.

      Затем мне с подругой достались

      Препараты гнилой пуповины.

      Потом… был скучный анализ:

      Выделенье в моче мочевины…

      Ах, я! Прошу извиненья:

      Я роль хозяйки забыла —

      Коллега! Возьмите варенья, —

      Сама сегодня варила».

      Фаддей Симеонович Смяткин

      Сказал беззвучно: «Спасибо!»

      А в горле ком кисло-сладкий

      Бился, как в неводе рыба.

      Не хотелось быть ее чашкой,

      Ни братом ее и ни теткой,

      Ни ее эмалевой пряжкой,

      Ни зубной ее щеткой!

      Городской романс

      Над крышей гудят провода телефона…

      Довольно, бессмысленный шум!

      Сегодня опять не пришла моя донна,

      Другой не завел я – ворона, ворона!

      Сижу, одинок и угрюм.

      А так соблазнительно в теплые лапки

      Уткнуться губами, дрожа,

      И слушать, как шелково-мягкие тряпки

      Шуршат, словно листьев осенних охапки

      Под мягкою рысью ежа.

      Одна ли, другая – не все ли равно ли?

      В ладонях утонут зрачки —

      Нет Гали, ни Нелли, ни Милы, ни Оли,

      Лишь теплые лапки, и ласковость боли,

      И сердца глухие толчки…

      Два утенка

      Два утёнка подцепили

      Дождевого червяка,

      Растянули, как резинку, —

      Трах! и стало два куска…

      Жёлтый вправо, чёрный влево

      Вверх тормашками летит,

      А ворона смотрит с ветки

      И вороне