Созвездие «Обитель Творца». Роман. Федор Метлиций

все – мое дело, дорогих людей, саму жизнь. Неужели амнезия? Или это обычное состояние землянина, живущего не принимая во внимание историю.

      Они удивились.

      – Кроме того, ты честен, и в тебе есть сострадание. Это значит, что ты лучше представляешь ваше племя.

      Причем тут честность и сострадание?

      – Нет, бесчувствен к другим. Не доверяю бомжам, не подаю им, отвожу глаза. Правда, больно за старушку, укравшую в супермаркете три сникерса, которая была поймана и умерла от позора.

      Старушка со сникерсами прошла мимо них.

      – Сострадание – не только во внешних признаках.

      – Я лентяй, каких мало, валяюсь на диване и обдумываю то, что никогда не осмыслю. Первый лжец на Земле, потому что не понимаю себя! Кот в мешке. Страшно далек от народа! Ничему не верю, равнодушен к окружающему. Не могу наслаждаться радостями жизни, которые открываются любящим. К тому же, не имею идей, всеяден. Хвала тебе, чума!

      Они засмеялись.

      – Пушкин?

      Я изумился. Не сплю ли?

      – Не удивляйся, – успокоил Иса. – Такие продвинутые, из других низших планет, собраны в наших библиотеках. Творческие существа, прозревающие наши секреты. Хотя и не осмысленно, подсознанием.

      Я и моя среда не давали типической характеристики землян, они принимали мое за типическое. Получалась какая-то маргинальность Земли.

      – Неужели по моим обрывкам можете составить целое? Исследуйте всех землян, если на это способны! Они лучше, чем я.

      Муса не понимал.

      – Ты же землянин.

      – У нас люди разные. Есть борцы за мир во всем мире (даже ястребы – за мир), патриоты, либералы, есть вкалывающие «молчуны», и обращенные из юдоли Земли в молитве к небу, и живущие для себя, и бомжи. Я – не помню, кто. Отпустите меня! Я маргинал! Не имею секретов. Не воспитан в среде интеллигентов. Не был в горячих точках. Знаете ли вы, что такое жадность? Нет, вы не знаете, что такое жадность. Я жаден с детства, ибо не доедал.

      – Да, их жадность неизлечима, – сказал все знающий Муса. – Их мерки выработаны нищенством молодости, и повышение цен на товары – у вас, ведь, их меняют на «бабло», как ты говоришь? – повергают их в ужас. Мысль, что намного переплатил, лишает сна. Это им невозможно перенести.

      Его слова меня покоробили.

      – Наш народ не жаден, не пассивен. Жизнь земных существ основана на жестоком выборе и необходимости. Общественная потребность определяет мораль, связывает личность.

      – Вот-вот, такие нам и не нужны, – поддразнила Нефертити. Я отчаянно вскричал:

      – В моем народе – трепет и испуг живой жизни! Временной, могущей погибнуть. Я плачу, как он печется и убивается по детям.

      – Значит, ты знаешь, что ничем не отличаешься от других?

      – Наша планета необъятна.

      Они глянули в небо, не нашли моей планеты и улыбнулись.

      – Тогда тебя не должно быть совсем.

      Нефертити смягчила:

      – В мельчайшей частице всегда есть бесконечно близкое, как вселенная.

      Мне