Созвездие «Обитель Творца». Роман. Федор Метлиций

нашей рациональной встроенности в модернизацию, за горизонтом которой не было видно счастья.

      – Хотел сказать: когда ставишь высокую цель, то деньги приходят сами. А не наоборот.

      Это стало понятней.

      – Если не чувствуете наш Гражданский союз своим, то можете уходить.

      Сотрудники чувствовали. Им казалось, я руковожу из глубин готовых стратегических замыслов.

      Моя идея воплощалась трудно и почти бессознательно, в потемках: мы «тихой сапой» собирали вокруг себя общественные организации и предприятия, малые и средние (мегакорпорации и их сети, кормящиеся от бюджета, были самодостаточны, посылая в ж… нас, не имевших миллиона баксов). Я, наконец, уже не ощущал в моей новой программе несерьезных обертонов, которых стыдился в своих ранних проектах. Не хватало знаний. Тем более, я дилетант, то есть равномерно нахватывающий знания из всего, что под рукой.

      В то время по общественным объединениям прокатилась волна расколов. Многие осознали, что можно стать самостоятельным, взять власть, неважно, кто создавал организацию и сколько сил вложил. Меня удивляло, как возникает драма. Одни – в головокружительном возбуждении – открывают, что можно что-то захватить, отнять. Другие — жертвы в негодовании от предательства начинают защищаться. И на ровном месте возникает жестокий конфликт, до смертоубийства. Ходили слухи, что Протасов пытается сколотить свою организацию на базе наших филиалов.

      Наша профессура скоро заметила, что Черненко тянет одеяло на себя. Добивался нужных ему постановлений Совета, брал на себя его функции. Здесь он был до странности наивен, и это погубило его.

      Нам удалось отбиться от Черненко и отправить на пенсию, не зная, что он уже был пенсионером. Он затеял иск. Он был из тех, кто не может принять жизнь, как она есть. Всю жизнь копит обиды и счеты.

      Естественно, в качестве ответчика я пришел в суд один. Мою опасливую профессуру трудно было привлечь даже как свидетелей.

      У Черненко равнодушно-деловой взгляд, как у крестьянина, который кротко смотрит на свинью, надо резать, и будет резать ее долго-долго, визжащую с надрывами, пока та внезапно не смолкнет.

      Пожилая осторожная судья спросила истца:

      – Зачем вы хотите вернуться? Ведь сослуживцы отвергли вас.

      – Именно поэтому, – криво улыбнулся Черненко. – Чтобы вывести на чистую воду этих хапуг.

      Его увлекала какая-то темная бездна ненависти, по-видимому, вызывающая наслаждение. Он мне казался не коротеньким человечком с хищно-ядовитым выражением лица, а неким мистическим существом, накрывшим меня зловещими крыльями.

      – А что, ваши соратники оказались такими плохими?

      Он ядовито усмехнулся, взглянув на меня.

      – Что, испугались? Выдвинули вперед пацана.

      Судья сочувствовала мне, но ощутила в истце опасного склочника, и пошла безопасным путем. «Внутренним убеждением» стала на сторону истца: Черненко был восстановлен