Созвездие «Обитель Творца». Роман. Федор Метлиций

ясно увидел мою женщину, маленькую и стройную, с влекущими пельменями губ. Только с ней мог избавиться от мучительной фальши отношений с отчужденными людьми, стать подлинным. Может быть, она была тем земным исцелением, что грезилось в абстрактных озарениях юности.

      Говорят, что моногамная семья возникла из страха женщины не выжить одной с детенышем. Когда у нее бывала куча мужиков, то не с кого спросить, все увиливали в сторону. И тогда начались родовые отношения, укрепляющие существование.

      Кто сделал так, что современные семьи возникают случайно, роды распыляются в исторических раздорах? Было ли у нас время, когда рождались и крепли веками родовые гнезда, порождающие устойчивость жизни?

      Для меня достаточно ее одной, чтобы чувствовать в себе устойчивость и даже гармонию, не обязательно для этого иметь выводок родственников. Так мы и живем одни, презирая формальные узы брака, из боязни тесно сойтись, чтобы не было боли при уходе одного из нас. Ощущая покой в душе, постоянно ссоримся, защищенно выходим на темные улицы «полунощной» страны, истощаем свою энергию в многообразном, но однотипном обществе.

      У нас не было ребенка, тенденция на прирост населения остановилась, задумавшись, а не прекратиться ли. Мне казалось, она не страдала, что у нее нет детей. И любила чужих детей, как своих. Привязалась к дочери болеющей школьной подруги, опекала ее как родную.

      В выходные я начисто забываю о внешних мировых тревогах.

      Вижу сквозь ресницы яркий свет. На подоконнике голуби по-детски гулят. Словно очнулся в диковинном мире, и неприятные состояния на работе исчезли. Затрепыхались перья, гвалт, разбудили, черти. Приоткрыл окно, внезапно, но они, городские жители, лишь насторожились. Тогда я протянул костлявую когтистую руку. Они в панике вспорхнули.

      Ах, да, у меня есть любящая женщина!

      За дверью моего кабинета, в спальне она упрямо сидит на коврике перед свечой в позе йоги, как бы утверждая себя несмотря ни на что. Прикрыла ночной рубашкой ноги.

      Я смотрю на нее через щель двери. В ней есть то, чего мне не хватает – определенность. Это угадывается в ее сплошном отрицании – существующей Системы, вульгарного окружения. В недовольстве мной, моей ленью заниматься домом. Но меня самого она, видимо, не отрицала.

      Задвинув шторы, в тишине полумрака тоже делаю зарядку – придуманные упражнения, долженствующие увести в какое-то открытие, не очень мне понятное.

      Внутренним взором пытаюсь увидеть логические и семиотические структуры, закодированные в теле. Разеваю рот в позе тигра, долго-долго, казалось, пасть вытягивается в бездну, как у бушменов, веривших, что их тела могут растягиваться в бесконечность. Или в нирвану. Массирую с нажимами глазные яблоки и наблюдаю там, внутри панораму иного мира – столбы света, сухое мертвое небо в мириадах покалывающих сиреневых огоньков (странно, что в разные дни картинки разные: вырастающие из глубины бесчисленные огненные круги, как от капель по воде, квадраты, феерические вспышки). Потом верчу головой, слушая в ушах звон, как в трубе;