Девочка с Севера. Лия Солёнова

меня позвали: «Иди попрощайся с подружкой». Я вошла. В комнате тускло светила лампочка. За столом, тихо переговариваясь, сидели мужчины, молча плакала Валина мать, тётя Тася. Мальчишки жались по своим топчанам. Раньше у них всегда было шумно и весело, часто собирался народ по вечерам – поговорить. У них и фамилия была весёлая – Шутовы. Сейчас же было непривычно тихо. Валя лежала с закрытыми глазами, прозрачным бледным лицом. Я спросила: «Она спит?» «Нет, без сознания». Я не знала, как надо с ней прощаться. Было как-то неловко: на меня все смотрели. Я стояла и смотрела на неё, потом тихо позвала. Она не ответила. Постояв ещё немного, я ушла и долго сидела у бабушки, оглушённая, так и не понимая, простилась я с ней или нет. Думаю, она умерла от пневмонии. Позднее у Шутовых родился ещё один мальчик, его назвали Валентином. Кстати, отец семейства, Василий Шутов, не был расписан со своей женой Таисией. Он был из раскулаченных и сосланных на Север. А не расписывался из-за боязни, что могут сослать ещё дальше, хотя дальше уж некуда. Если и сошлют, то одного, а не всю семью.

      В бараке было несколько многодетных семей. Кто как живёт, ни для кого не было секретом, особенно для детей. Зайти в гости в любую комнату было обычным делом. Мы часто и ходили по гостям по всему бараку. Среди прочих в бараке жила семья Токаревых. Жена шила на заказ одежду, стегала ватные одеяла на больших параллельных пяльцах. Была весёлой и приветливой, пекла очень вкусные маленькие булочки, которыми охотно меня угощала. Мне нравилось приходить к ним и смотреть, как она ловко и весело стегает одеяло или раскатывает тесто. Муж её работал водителем грузовика. В свободное время он писал картины. Переносил изображение с репродукций на большие холсты. Делал он это, расстелив холст на большом столе. У них над кроватью висела картина во всю длину кровати и до потолка. Меня, маленькую, удивляло, зачем он такое повесил в комнате: голые мужчины и женщины. И все такие толстые – на первом плане мужчина вполоборота с мощной обнажённой спиной и зверским и одновременно весёлым выражением лица. Потом я увидела эту картину в каком-то музее или на репродукции. Фавн, нимфы, то ли Рубенс, то ли Тициан, не помню. Господи, где же я это уже видела? У Токаревых, в бараке!

      Соседкой бабушки была тётя Клава, как и Шутов, из раскулаченных и сосланных на Север. Муж её утонул в Кольском заливе при неясных обстоятельствах, детей у них не было. Она жила со своим престарелым и немощным отцом. Тётя Клава была спокойным и очень добрым человеком. Плела кружева и много читала. Бабушка моя была неграмотной, и тётя Клава вслух читала ей книги. Однажды, уже учась в классе седьмом, я забежала к бабушке.

      У них был час чтения. «Что читаем?» – спросила я. Читали они «Порт-Артур», бабушка слушала с раскрасневшимися щеками и блестящими глазами.

      У деда с бабушкой мы жили недолго – кажется, несколько месяцев. Вскоре родители и я откочевали в дом через дорогу – получили комнату. Там на весь день меня родители запирали, уходя на работу. Я, высунувшись в форточку, с завистью смотрела на вольно гуляющих