Люди без галочек. Виталий Штольман

на мероприятие, – Мусь, я скоро вернусь, ты не скучай! И с этой не ходи!

      На улице светило солнце, и ожил желудок при попадании холодненького пенного в него. И ничего уже ему не могло испортить настроение. Ни ключи в почтовом ящике. Ни одиночество. Вперед к светлому будущему! Ну или темному нефильтрованному!

      Ученик

      Ничего не предвещало беды, ну кроме палеолитных бабок, полирующих свои пятые точки на лавочке у подъезда, что окатили меня порцией социального осуждения. Ни за что. Просто так. Сегодня не было настроения стропаться с ними, ибо весеннее солнце радовало глаз. Знаете, когда птички поют еще и в душе.

      Я упал на лавочку на детской площадке и закурил. Так, стоп! Что за осуждения? Поясню. Здесь ребятишек не было уже лет двадцать, ибо торчащая из ржавых каруселей арматура привлекала бы меня в бурной молодости. Современные детишки с их новыми площадками зажрались настолько, что им уже и сие неинтересно. Они просто втыкают в мобилы, когда вокруг игровой рай. Ох, уж это поколение альфа. Что будет, когда они вырастут? Надеюсь, я не доживу до сего момента.

      Сижу, никого не трогаю, гоняю безмятежные мысли, а тут объявляется предо мной обморок. Честное слово, приведение. Длинный, как палка. Бледный. С кругами под глазами. Прям как я после запоя.

      – Здравствуйте, а вы – Виталий Штольман?

      – Кто?

      – Виталий Штольман.

      – Нет.

      – Ну вы же…

      – Чего я же?

      – Штольман.

      – А чего тебе от него надо? Опять денег задолжал кому? Если да, то я его сто лет не видел, мигрировал, наверно, в Сенегал или, быть может, в Намибию.

      – Какие деньги? Я – ваш фанат.

      – Я курю сижу. Не думаю, что это повод для восхищения.

      – Ну признайтесь, вы же – Виталий Александрович?

      – С годами слово «отьебитесь!» – стало главным лозунгом моей жизни.

      – Я так и знал, что вы себя так поведете, но был готов к этому.

      – Театр дураков. Ты, как налоговая, ей богу.

      – Подпишите книгу, пожалуйста, – обморок протянул мое потрепанное жизнью творение, чем растопил сердце.

      Знаете ли, жизнь у книги коротка. Сначала она вся блестит, страницы пахнут, шелестят приятно, затем от хождения пальцев по бумаге магия пропадает. И пошло-поехало. Собирание пыли на полке. Желтеющие страницы. Книжные вши. И все такое. Но все равно приятно, что читают. Не платят, правда, да и черт с ним, главное, что слова мои доходят до нужного адресата.

      – Ладно, давай.

      – Я так и знал, что это вы.

      – Ручка есть?

      – Блин, нет.

      – Пришел за автографом без ручки, ну ты даешь.

      – Я до магазина сейчас сбегаю.

      – Да, погоди ты. Зоя Львовна, – заорал я в адрес палеолита на лавке, – у вас ручки не найдется? – В ответ тишина. – Видал, какой социум? Делают вид, что не слышат. Шурши к ним, у них сто процентов есть ручка, они сканвордами борются с деменцией.

      – Это я мигом.

      – Будь ласковее.

      – Как уж получится…

      Бабки посла не оценили, окрестив его прохиндеем, проходимцем и еще кем-то. Не все расслышал. Вернулся он в расстроенных чувствах.

      – Может,