Штрихи к моему портрету. Рассказки смешные и не очень. Сергей Павлович Степанов-Прошельцев

сошлись в степи.

      Как будто бросило в дрожь.

      И чья тут была вина?

      Он внешне был не похож,

      но что-то роднило нас.

      Как это всё понимать

      я точно не знал пока,

      но мне хотелось обнять

      случайного двойника.

      В суровости той зимы

      в глазах огонек не гас,

      но были похоже мы

      лишь тем, что назвали нас.

      Мороз был нещадно крут.

      Мы зябли – одни в пурге.

      – Скажи, как тебя зовут?

      – Степанов, – сказал, – Сергей.

      Я был несказанно зол.

      – Скажи мне, милок, зачем

      дурацкий такой прикол?

      – Да нет, я не вру совсем.

      Не зависть сыграла роль,

      не воля была небес.

      Весной Степанов-второй

      из жизни моей исчез.

      Вопрос мой начальство злил,

      куда мог двойник пропасть.

      Сказали: перевели

      куда-то в другую часть.

      И стало легче дышать:

      Забылся вопрос – зачем?

      Не надо было решать

      ребус чужих проблем.

      Была ли моя вина —

      угадывалось едва,

      но путаница одна,

      когда Степановых два.

      Я радовался весне,

      что нет вокруг бардака.

      Но было тоскливо мне

      как-то без двойника.

      2022—2024 гг., г. Нижний Новгород

      Редька с квасом, драники и ботинки на деревянной подошве

      И вот я спускаюсь с крыльца. На горбылях забора – крынки. Одна из них – с трещиной. Почему-то помнятся эти детали. Бабушка доит корову. Далеко впереди – синяя лента реки. За ней – зубчатая стена леса. Всё. Воспоминание теряется.

      Рос я хилым, болезненным. До трёх лет успел переболеть всеми детскими хворобами. Оттого, что я был хиляком, оттого, что волей-неволей заставил так переживать родителей, мне многое прощалось.

      Время было нелёгкое, послевоенное. Семья жила бедно, иногда и впроголодь. Не всегда на столе был хлеб. Мама моя худела и желтела. Летом ели в основном окрошку, либо редьку с квасом, весной – драники из мороженой картошки, а зимой – картошку в мундирах, экономили на очистках. И это несмотря на то, что отец работал собкором в газете «Советская Сибирь». Дома он бывал редко – мотался по командировкам. Вечно трещал телефон, и отец орал в трубку, потому что его не слышали.

      Отец мой был родом из Алтайского края. Я практически ничего о нём не знал. Позже, уже в зрелом возрасте, мне стало известно, что семья отца жила в деревне. Фамилия деда была Красносёлов. Он почему-то был краснодеревщиком. Редкая специальность, таких мастеров и в городах поискать надо. Отец, когда выпивал, постоянно критиковал современную молодёжь, осуждая её за то, что любит красивые вещи. И рассказывал о том, что сам он в таком возрасте ходил в ботинках на деревянной подошве. Он повторял это много раз, я выучил эту байку наизусть и однажды его воспроизвёл. С того момента он больше к этой теме не возвращался.

      Впрочем, отца можно было понять. Юного Пашу Степанова отдали в ремесленное