Пантера Людвига Опенгейма. Дмитрий Агалаков

исполнено, милочка, – показав пустой рот, улыбнулась старуха и засеменила прочь.

      – Шампанское – здесь? – спросил Давид. – В притоне, где в подвале гниют морковь и капуста, нам стоит пить винный уксус! Зачем мы здесь?

      – Кто знает, какие сюрпризы скрывают такие дома? – ответила вопросом Лейла.

      Они вошли в грязную комнату с топчаном в середине, разбитым буфетом и другой нехитрой мебелью, высокой ширмой у дальней стены. В окна падал серый холодный свет.

      – И впрямь – лучший номер, – вновь усмехнулся Давид. – Но где же сюрприз?

      – Возьми меня, Давид, – тихо проговорила она. – Я так хочу. Только прежде задерни шторы. – Лейла бросила на топчан шубку, легла на нее и, зацепив пальцами платье, потянула его вверх. – Но задерни плотнее – пусть это будет настоящая ночь.

      …Он еще тяжело дышал, уткнувшись в горячее плечо Лейлы, по которому расползлись ее слипшиеся густые волосы, когда она, взяв его лицо в ладони, прошептала:

      – Если старуха не обманула, за дверью нас ждет шампанское. Я схожу за ним, – и, ласково отстранив Давида, все еще не желавшего отпускать ее, сползла к краю их ложа.

      Он услышал, как она надевала туфли, шла к дверям; серый свет, стоило Давиду обернуться, упал в комнату, очертив нагой женский силуэт; слышал, как, едва закрылась дверь, Лейла возвращалась…

      – Вот и шампанское, – неожиданно, у самого уха, прозвучал ее голос, и живота Давида коснулось холодное стекло. – Глупая старуха забыла принести бокалы, но мы обойдемся и без них.

      Давид откупорил бутылку, ощутив на кулаке холод убегающей пены, быстро сделал несколько глотков. Шампанское оказалось на редкость хорошим – его едва хватило, чтобы им обоим утолить жажду.

      Вновь ее тело было в его руках; сидя на Давиде верхом, она плыла по течению, уже готовому превратиться в бурный поток, наклонялась к нему; волосы Лейлы обволакивали его лицо, липли к губам, мешали ему дышать. Но что-то случилось с Лейлой – танец ее был иным, чем раньше. Ее голос в темноте импульсивно срывался, и Давид, несмотря на близкое освобождение, ловил себя на мысли, что слухом и руками ищет опровержение страшной догадке – ищет и не может найти. Он резко сбросил испуганно закричавшую Лейлу, спрыгнул с топчана и, в два прыжка оказавшись у окна, отдернул штору.

      Серый свет упал в комнату, высветив убожество и грязь. На постели сидела чужая женщина. Она была молода, хороша собой, смугла и темноброва, с такой же, как у Лейлы, тонкой сильной фигурой. Не сводя с Давида глаз, девушка нерешительно улыбнулась.

      – Кто ты? – хрипло спросил он.

      – Розана, – ответила та. – Я – цыганка, подруга Лейлы… Мой табор стоит за городом, господин Валери. Где оливковая роща, озеро и три больших кипариса.

      Девушка казалась не столько напуганной, сколько обиженной, словно с ней поступили вовсе не так, как она того заслуживала.

      – Лейла мне рассказала, господин Валери, как вы недавно пошутили над ней, – словно оправдываясь, продолжала цыганка, – и предложила мне то же самое проделать