Викарий из Векфильда. Перевод Алексея Козлова. Оливер Голдсмит

спора, то я даже здесь отказываюсь от своих прежних уступок в пользу старого джентльмена и не позволю ему теперь быть мужем в любом смысле этого слова!

      Было бы неуместно слишком долго описывать различные ощущения обеих семей, когда я поделился новостью о нашем несчастье; но то, что чувствовали все остальные, было ничем по сравнению с тем, что пережили влюблённые. Мистер Уилмот, который и до того склонялся положить конец этому браку, с этим ударом судьбы приобрел окончательную решимость: главной добродетелью, которой у него было даже с излишком, было благоразумие – часто единственная добродетель, которая остаётся с нами в семьдесят два года.

      Глава III

      Переселение. Обычно случается, что в конце концов человек становится кузнецом своей судьбы

      Пока единственной последней надеждой нашей семьи было надежда, что сообщение о наших несчастьях – злонамеренная ложь или преждевременная сплетня, но вскоре пришло письмо от моего городского агента с подтверждением всех подробностей беды. Коснись потеря состояния меня одного, я бы даже не обратил на такой пустяк внимания; единственное беспокойство, которое я испытывал, было за мою семью, которой предстояло испытать неминуемые унижения – как никак, ни я, ни моя жена не были приучены безропотно сносить людское высокомерие и уколы завистливой черни.

      Прошло около двух недель, прежде чем я осмелился попытаться обуздать их скорбь, ибо преждевременное утешение – всего лишь болезненное напоминание о прошлой печали. В течение этого срока я размышлял о том, как в будущем смогу обеспечить их средствами к существованию, и, наконец, мне предложили небольшой приход ценой в пятнадцать фунтов в год в весьма отдаленном районе, где я всё ещё мог без помех следовать своим принципам. Я с радостью согласился на это предложение, решив увеличить свой доход, заведя там небольшое подсобное хозяйство.

      Приняв это решение, я озаботился тем, чтобы собрать воедино остатки моего былого состояния. Когда я выплатил одни долги и набрал другие, оказалось, что из четырнадцати тысяч фунтов у нас осталось всего четыреста. Посему теперь моей главной заботой стало чуть-чуть пригнуть былое самомнение и гордыню моей семьи в соответствии с новыми жизненными обстоятельствами; ибо я хорошо понимал, что иная гордыня – сама по себе верх убожества.

      – Вы не можете не знать, дети мои, – воскликнул я, – что никакое былое благоразумие, буде оно у нас, не способно было предотвратить наше недавнее несчастье, но будущее благоразумие способно смягчить его горестные последствия. Теперь мы, мои дорогие, бедны, как церковные мыши! И мудрость велит нам соответствовать нашему скромному статусу! Давайте же, не жалуясь, откажемся от того великолепия, которым наделены многие, и будем искать в более скромной доле тот мир, в котором все мы могли бы быть счастливы. Бедняки прекрасно проживут и без нашей помощи,