Шеф. Григорий Шепелев

что там меня будет некому вытащить из тюрьмы. А в Москве найдутся добрые люди.

      – Я уплачу им твои долги, чтобы они особо не суетились, – с гнусной усмешкой пообещала Оксана и, вытащив из кармана связку ключей, швырнула ее на стол, – выкати машину.

      Дед между тем покинул гостиную. Взяв ключи, Олег поспешил за ним и нагнал его возле лестницы.

      – Поговорить надо.

      Они спустились во двор. Старик присел на завалинку, положил ружье на колени и, сквозь ресницы глядя на солнце, проговорил:

      – Хороша сегодня погодка!

      – Давно ты здесь обитаешь? – спросил Олег, начав отпирать гараж.

      – Я родился здесь.

      – И что, за всю жизнь ни разу не видел кулацкой церкви?

      – Если б видел – не говорил бы сейчас с тобой.

      – А отец твой видел?

      – Да, отец видел, – сказал старик и, вытащив из кармана газетный лист, принялся сворачивать самокрутку.

      – А вот со мной никакой беды не случится, – заверил его Олег, приступив ко второму замку, в котором торчали ключи покойника, – потому что я не боюсь. Отец твой боялся. Так ведь?

      Старик закурил. Ответил:

      – Вздор говоришь. Отец не боялся. Никакой страх ему был неведом. Он три войны прошел – и не как-нибудь, а геройски. Тоска взяла его, а не страх.

      – Тоска?

      – Да, хотя он никогда в жизни не тосковал. Трех жен схоронил – не плакал. А тут…

      – И о чем была та тоска?

      – О том, что не смог он подойти к церкви, когда увидал ее. Пока обходил болото – рассвет настал, и церковь исчезла.

      – Что ж он хотел в ней найти?

      – Откуда ж я знаю? – выдохнул дед вместе с тучей едкого дыма. – Вряд ли и сам он об этом знал. Душа человека видит гораздо дальше его ума. Душа ведь – от Бога, а ум – от змея эдемского…

      – Погоди минутку.

      Открыв гараж, Олег вывел из него джип Оксаны, поставил на его место автомобиль ее мужа, с лязгом захлопнул створки и, заперев их на два замка, опять воротился к деду:

      – На чем ты остановился-то?

      – Я не помню, – пробормотал старик, с тревогой разглядывая опушку леса над крутым склоном.

      – Что там такое? – спросил Олег. Проследив направление взгляда своего собеседника, он увидел только деревья, гнущиеся от ветра.

      – Нет, ничего, – молвил дед, – почудилось, видно…

      Тихо вздохнув, опустил глаза.

      – Продолжай, – попросил Олег.

      – Так я все сказал.

      Олег понял – нет, не почудилось.

      – А в каком году большевики снесли церковь?

      – В двадцать втором. Замучались, говорят, ломать. Полгода ломали.

      – А иконы из нее куда дели?

      – Да все сожгли над оврагом. Огонь поднялся выше берез. Из города было видно.

      – Послушай, дед, – негромко сказал Олег, оглядевшись по сторонам, – я не верю, что твой отец ни словом, ни жестом не дал понять, о чем с ним беседовал горожанин.

      Швырнув окурок самокрутки на землю, дед затоптал его, мрачно сплюнул и отмолчался.

      – А ты был дома в ту ночь, когда он видел церковь?

      – Да,