Блошиный рынок. Татьяна Мастрюкова

тому же с бывшими в употреблении замками связана куча суеверий, и почти все эти суеверия не больно хорошие. Вроде чужую судьбу со всеми бедами, особенно финансового плана, и болезнями себе забираешь. И выбрасывать старый замок просто так нельзя, только с приговором и с моста в реку против течения.

      Все это я прекрасно знал от деда, но купил, может, еще и потому, что сам себе хотел доказать – я выше предубеждений. Цыгане, как и все остальные, бывают разные, просто, как всякая закрытая группа, вызывают больше недоверия и подозрений.

      Папа как-то рассказывал, что когда у них в деревне недолго стоял цыганский табор, то резко возросло число краж. Причем крали то, что цыганам совершенно точно было не нужно. А вот местным – как раз очень. Воровали свои у своих же, надеясь спихнуть вину на пришлых. Правда выяснилась неожиданно: обокраденная деревенская бабка, которой пропажа нанесла большой урон в ее и так небогатом хозяйстве, пошла разбираться прямо к главе табора. Эту толстую, всегда нарядно одетую цыганку беспрекословно слушались все ее соплеменники, от мала до велика.

      Выслушав обвинения, цыганка громогласно пообещала, что у вора, кем бы он ни был, свой или чужой, почернеет от гангрены рука в самое ближайшее время. Сначала почернеет, а потом и отвалится, а гангрена дальше пойдет, если вор похищенное не вернет. И так будет с каждым вором, пока табор стоит в деревне.

      Не успела деревенская бабка вернуться домой, как видит – сосед на тележке волочет ее пропавшие пожитки. Вот, мол, бес попутал, извиняйте. Цыгане то есть. Заморочили.

      Но табор все равно от греха подальше быстро снялся и ушел. Чтобы их не обвинили, как уже бывало, в том, что они своим появлением спровоцировали местных жителей на преступление.

      Так что цыган я не боюсь. И уж скорее я сам на кого-нибудь при помощи купленного замка порчу наведу, чем продавец всучит мне свою несчастливую судьбу.

      Глава третья

      Все покупки на блошином рынке, которые я делал сам, по своему собственному желанию, уже без деда Власия, я помню. Одним из первых был чертик. Вот он сейчас передо мной.

      Среди ключей и мельхиоровых ложек кривлялся маленький, чуть больше спичечного коробка, чернущий чугунный чертик, дразнился, делал нос, приставив к нему растопыренные пятерни. Скрючился весь, так что хребет дугой выпирает. У фигурки не хватало левой ноги – была отломана, но за счет устойчивой правой с раздвоенным копытом и длинного хвоста чертик не падал.

      Таких нечистиков, будто бы по мотивам гоголевской повести, еще с начала прошлого века выпускал Каслинский чугунолитейный завод. Кажется, каслинские чертенята были практически в каждом доме.

      Шут, лукавый, окаяшка, немытик, прали́к, хо́хлик, шиши́га – так его у нас звали и чертыхаться запрещали. Вспомнишь черта, он и появится. Этот персонаж всегда творит только зло и готов на любую хитрость, обман и притворство, лишь бы погубить человека и завладеть его душой. Он всегда находится где-то неподалеку и готов явиться по первому зову и забрать обещанное ему неосторожным